продолжила:
— Отец не виноват, что я решила стать тем, что я есть. Это вина Долфа, который отнял у нас все. Как вы смеете смотреть на меня свысока?! У меня не было выбора.
— А что думает ваш отец о том, что вы стали шлюхой, чтобы спасти его шкуру?
— Папа ничего об этом не знает.
— Вам не кажется, что он когда-нибудь узнает об этом?
— Мой отец не знает даже о том, какой сейчас век! — воскликнула она, вскидывая руки. Потом сокрушенно вздохнула и отвернулась.
Хоук с трудом сдерживался.
— Вы хотите сказать, что вашего отца нельзя было убедить расстаться с его драгоценными книгами даже для того, чтобы спасти вас обоих?
— У него больше нет манускриптов. Он подарил их Бодлиановской библиотеке.
— В жизни не слышал о подобной бессмыслице! — возмутился Хоук. Его охватила такая ярость, что он больше не считал нужным сдерживаться. — Прошу прощения, но ваш отец просто глупец! Это именно та разновидность бездумной, безответственной глупости, которую я презираю…
Она в негодовании раскрыла рот; глаза ее вспыхнули огнем.
— Прогулка окончена. — Она повернулась и пошла прочь, но не туда, где ждал его экипаж.
— Куда вы?
— Домой, — буркнула она не оборачиваясь.
— Вы не хотите, чтобы я вас довез до дому, мисс Гамильтон?
— Я ничего от вас не хочу! — Она быстро зашагала по улице.
Хоук бросился за ней:
— Мисс Гамильтон! Мисс Гамильтон!
Она посмотрела на него так равнодушно и надменно, что у него от изумления отвисла челюсть. «Господи, да эта девчонка меня с ума сведет», — подумал он восхищенно.
— Мисс Гамильтон, простите меня. Пожалуйста! Мне присуща некоторая самоуверенность. Тут уж ничего не поделаешь.
Она вздернула подбородок с обиженным и чопорным видом.
Теперь, когда выяснилось, что у нее тоже есть причины презирать Долфа, Хоук решил, что пора переходить к делу.
— Понимаете, мне нужно поговорить с вами. Наедине.
Она сложила руки на груди и недоверчиво посмотрела на него, сомневаясь, что его интересуют только разговоры.
— О чем?
— Я все объясню, но не здесь.
— Ах, ваша светлость, не говорите, что вы хотите стать моим покровителем и предоставить свои капиталы в мое распоряжение.
Эта дерзость привела его в негодование.
— Мисс Гамильтон, — ответил он со всей чопорностью, на какую был способен, — сама Венера не смогла бы принудить меня к этому. Я не настолько глуп, хотя вы, вероятно, самое лучшее воплощение этой богини, какое когда-либо видел Лондон.
— Прекрасно сказано, дорогой, но, думаю, нам не о чем говорить — ни наедине, ни как-либо еще. Всего хорошего.
И она пошла вперед.
— Белинда!
— Прошу вас, не отнимайте у меня время. Вы же знаете, что я должна зарабатывать себе на жизнь.
— Выслушайте же меня, разбойница вы этакая! — кричал он, торопясь за ней по дорожке. — Я не могу предоставить свои средства в ваше полное распоряжение, ведь я отвечаю за них перед своей семьей. Может, вы играете в карты или воровка — откуда мне знать? И потом… — Он схватил ее за руку и встал перед ней, не давая пройти.
Она сердито взглянула на него.
— Что «потом», невыносимый пуританин?
— Пуританин, да? Поцеловать вас еще раз, чтобы вы вспомнили, какой я пуританин?
Он осторожно притянул ее к себе, невольно улыбаясь.
— Не смейте!
— Тогда не обзывайтесь.
— Вы сами начали.
Она посмотрела ему в глаза, и их захлестнуло взаимное тяготение душ и сердец, действующее вопреки их воле и рассудку.
— Я предлагаю вам нечто лучшее, чем капитал, — прошептал он, обвивая руками ее стройную талию и ощущая ее гибкое прекрасное тело сквозь тонкий муслин. Он радовался, что она не противится его прикосновениям, но, хотя Бел и позволила их, она все еще смотрела на него, вызывающе вздернув подбородок.
— Что именно?
— Месть.
Она замерла, настороженно глядя на него.
— Вы имеете в виду Долфа?
— Заинтересовались?
— Пожалуй.
— Не пойти ли нам куда-нибудь поболтать, мисс Гамильтон?
Все так же настороженно глядя на него, она позволила довести себя до экипажа. По дороге к дому Харриет он надеялся только на то, что их общий враг не ждет их там.
Глава 5
В доме Харриет царили покой и тишина. Все еще сердясь на Хоуксклифа за то, что он так высокомерно осудил ее отца, Бел, храня холодное, неприступное молчание, провела его в ту же гостиную, где они впервые встретились. От его высокой, широкоплечей фигуры веяло силой и властностью, и даже изящная комната, казалось, уменьшилась в размерах.
Хоук подошел к окну эркера, и заходящее солнце осветило его точеный профиль, которому орлиный нос придавал выражение непреклонной, властной силы. Она вгляделась в его мужественное лицо с резкими правильными чертами. А ведь он красавец, вздохнув, подумала она и с трудом удержалась, чтобы не подойти к нему и не прикоснуться к его спине.
Хоуксклиф рассеянно смотрел в окно, словно чего-то ждал.
— Я не стану оскорблять вас, мисс Гамильтон, притворяясь, будто мне по душе ваш способ добывать деньги. Однако я думаю, что хорошо разбираюсь в людях, и считаю вас умной, волевой и серьезной женщиной. Я не привык подставлять кому-либо свое горло. Но сейчас у меня нет иного выхода, кроме как довериться вам в надежде, что вы мне поможете. То, что я намерен вам сказать, не должно выйти за пределы этой комнаты. — Он напряженной походкой отошел от окна и сел рядом с Бел. — Вы не помните, Долф Брекинридж упоминал когда-нибудь о женщине по имени Люси?
Бел задумалась, потом покачала головой:
— Нет.
— А леди Колдфелл?
— Я знаю, что дядя Долфа — граф Колдфелл, но он никогда не говорил о графине.
— Скажите вот что. Не угрожал ли Долф применить насилие по отношению к вам? Вы никогда не ощущали в его присутствии, что от него исходит опасность?
— До вчерашней ночи — нет. — Она заколебалась. — Он сказал, что если я не перестану искать себе покровителя, я об этом пожалею. А почему вы спросили о лорде и леди Колдфелл?
Боль полыхнула в его темных глазах, словно молния.
— Я полагаю, что Долф был раньше влюблен в нее, а после ее смерти занялся вами. Мисс Гамильтон,
