беспокоюсь за вас, — небрежно бросила она. — Но я беспокоюсь за ребенка и думаю, что вам лучше поберечь свою жизнь, по крайней мере до его рождения. Если это будет мальчик, он наследует титул.
— Останусь я жив или нет, не имеет значения. Если даже судьба настигнет меня до его рождения, уверяю вас, Чарлз, который в этом случае станет наследником, позаботится о будущем ребенка.
— Чарлз с презрением относится ко мне.
— Но он не станет презирать ребенка. Пойдемте же внутрь. Ветер довольно свеж, и я не хочу, чтобы вы простудились.
Слуги, ежась под сырым, пронизывающим ветром, налетавшем с моря, ожидали их на лестнице у дверей. Их собственные слуги, посланные вперед, видимо, уже были в доме и готовили комнаты, раскладывали одежду, создавая в доме уют. Взяв Эву под руку, герцог провел ее в дом, где их приветствовал престарелый дворецкий по имени Джексон, который низко склонился перед ними.
Все были представлены друг другу, и Блэкхит повел Эву по залитому солнцем коридору. Он потребовал принести чай и препроводил Эву в гостиную с синими парчовыми шторами и обитыми зеленовато-голубым шелком стенами.
Море виднелось за окном, стекло которого было покрыто пятнышками засохшей соли. Оно билось о скалы далеко внизу и, покрытое пенистыми барашками, простиралось к самому горизонту, где сливалось, с нависавшими над ним облаками.
Эва слышала тихий голос Блэкхита, отдававшего приказания слуге, который неслышно вошел в комнату.
Ее ладони внезапно стали влажными от волнения. Не станет ли эта яркая, залитая солнцем комната местом, где он примется напускать на нее свои чары? Или же он отложит это на потом, заставив ее нервы натягиваться все сильней и сильней, пока она не почувствует, что они вот-вот лопнут, как перетянутые струны на скрипке?
Герцог усадил ее на маленький диван, и она в ожидании чая притворилась, что ей очень удобно. Эва пыталась не думать о настоящем — и о том, что, как она подозревала, случится в ближайшем будущем, — наблюдая за тем, как на столе раскладывают серебро, как из носика чайника поднимается едва заметная струйка пара, как скользят вокруг слуги с подносами, наполненными печеньем и пирожными. Сверху доносились приглушенные звуки — там слуги проветривают комнаты и лакей Блэкхита распаковывает сундуки с одеждой хозяина и готовит его спальню. Не там ли Блэкхит сделает это? Или все произойдет здесь, в этой солнечной, покрытой толстыми коврами гостиной?
Она взглянула на служанку, поправлявшую в камине дрова. Холод исходил от самих стен и даже теперь трогал своими ледяными пальцами лодыжки и икры Эвы.
Потом служанка ушла, и Эва с Блэкхитом остались вдвоем.
Он уселся, вытянув свои длинные ноги к огню, его кресло стояло вполоборота к ней. Эва налила чай, благодаря Бога за то, что у нее есть повод не смотреть в загадочные черные глаза герцога. Ее решение выйти за него замуж было слишком поспешным, даже безрассудным. Не сделала ли она самую большую ошибку в своей жизни, согласившись стать герцогиней?
Она подняла чашку слегка дрогнувшей рукой.
— Не будьте такой озабоченной, моя дорогая. Обещаю, что не стану соблазнять вас, пока мы не закончим с чаем.
— А потом?
Он лишь улыбнулся.
Рука Эвы дернулась, и несколько горячих капель упали ей на колени.
— Хочу, чтобы вы знали, Блэкхит, что если вы рассчитываете на легкую добычу, то глубоко ошибаетесь.
— Если бы вы были легкой добычей, моя дорогая, то я даже не стал бы и пытаться.
— И можете не думать, что полностью контролируете ситуацию. Я обладаю таким же контролем и не собираюсь оказаться беззащитной в ваших руках, если дела пойдут не так, как мне нравится.
— Моя дорогая Эва, уверяю, что вам обязательно понравится. — Он улыбнулся самоуверенно, как хозяин положения. — Я уже говорил вам бессчетное число раз, что люблю опасных женщин. Будь вы какой-нибудь жеманницей, мне было бы совершенно неинтересно продолжать эту маленькую игру.
— Значит, для вас это всего лишь игра?
— Нет, это гораздо больше, чем игра. — Он отпил чаю и посмотрел на нее долгим, смущающим взглядом. Волк, оценивающий свою добычу, обдумывающий, с какой стороны лучше напасть. — А что это для вас, мадам?
— Ошибка.
Он отставил свою чашку. Его черные глаза не выражали ничего, ничто не отражалось на его суровом, непреклонном лице.
— Значит, вы хотели бы все отменить?
— Прекратите, Блэкхит. Будто это возможно! Я думаю, что смогу смириться с необходимостью делить с вами ложе в обмен на гораздо более ценную вещь, а именно — свободу. — Она заметила, как изменилось выражение его лица. Что отражалось на нем? Досада? Решимость? Сожаление? — Кроме того, выйти сейчас из игры будет означать в ваших глазах трусость.
— А что, мое мнение так важно для вас?
Эва хмыкнула в притворном удивлении.
— Конечно, нет.
— Тогда, спрашивается, почему вам небезразлично, сочту я или нет вас трусихой?
Она деланно-беспечно рассмеялась, ощущая все большее смущение под этим прямым, неподвижным взглядом.
— Ну же, Блэкхит, напрягите свои ничтожные мозги! Из гордости, а почему же еще?
— Эва…
Она застыла, пытаясь вызвать в себе злость и чувствуя жар и испуг из-за того, что это ей не удавалось.
— Да?
Он посмотрел ей в глаза.
— Я хочу знать, отчего вы так презираете мужчин?
Этот вопрос был так неожидан, что Эва совсем растерялась. Если ему станут известны причины ее отношения к мужчинам, он, конечно, воспользуется этим и не остановится до тех пор, пока не стащит с нее броню, которую ей приходилось выковывать все эти годы, броню, которая до того момента, как она встретила этого демонического человека, оберегала ее.
Она тряхнула волосами и быстро схватила чашку.
— Я уже говорила вам, Блэкхит, что мой первый муж был ничтожным, трусливым червем, который…
— Нет, Эва. Я не думаю, что это связано с вашим первым мужем. Я думаю, что это глубже. Намного глубже. — Он пронзил женщину взглядом, таким черным, таким безжалостным, что у нее по спине поползли мурашки, а ладони вспотели. — Не так ли?
— Вы не имеете права вторгаться в мою жизнь, Блэкхит.
— Если вы собираетесь стать моей герцогиней, то имею. И вы обязаны сказать мне всю правду.
— Правда не имеет значения. Кроме того, все это в прошлом, причем произошло все так давно, что я и не подумаю вытаскивать наружу и будить воспоминания о том, что уже забыла.
Он пододвинул свое кресло к ней, подался вперед, и она вжалась в спинку, чтобы сохранить дистанцию.
— Если вы не расскажете мне, то, будьте уверены, я найду способ все выяснить сам. Но я бы предпочел, чтобы рассказали вы. Так будет лучше нам обоим.
— Не пугайте, Блэкхит, или пожалеете об этом.
Он лишь усмехнулся и откинулся на спинку кресла. Он единственный мужчина, которого она никогда бы не захотела иметь врагом. Единственный мужчина, способный внушить ей страх и уважение, тогда как остальные вызывают у нее только отвращение. Лучше быть осторожной. Ей не нравился блеск в его глазах, ее тревожила его непостижимая черта — способность всегда опережать ее на шаг, ее пугало ощущение неустойчивости.
— Вы слышали, что я сказала, Блэкхит?
— Я слышал вас, моя дорогая.
То, что он не стал ввязываться в пикировку, мгновенно лишило ее самообладания. У Эвы задрожали руки, она поставила чашку и поднялась с кресла.
— Я очень устала от путешествия и вашего общества. Я иду спать.
— Хорошо. Я составлю вам компанию.
— Я предпочитаю спать одна, спасибо вам.
— Вы вовсе не собираетесь спать, и я тоже.
Вот теперь она разозлилась, разозлилась по-настоящему, и притворяться уже не было нужды.
— Как вы смеете говорить мне, что я чувствую! Я по горло сыта вами и вашей самоуверенностью, Блэкхит, и начинаю сожалеть, что вообще приехала сюда с вами. И, кроме того, наше маленькое состязание закончено!
— Ах как жаль, — проговорил он, улыбнувшись, поймал ее за руку, когда она повернулась, чтобы уйти, привлек к себе и поцеловал.
Он с такой силой впился в ее губы, что Эва едва не опрокинулась через его локоть. В следующее мгновение она поняла, что он сделал это намеренно, так как почувствовала его другую руку у себя под коленями… и взлетела на его руках в воздух. Она забилась, когда герцог крепко прижал ее к себе, а его язык раздвинул ей губы. Все вокруг поплыло.
Она задыхалась. Ее переполняли паника и ярость одновременно. Она тщетно барахталась в его объятиях, беспомощно, но яростно мычала сквозь не отпускавшие ее губы герцога, пыталась брыкаться, достать ногами его стальной живот, старалась освободить руку, чтобы нанести ему ошеломляющий удар в висок. А он лишь крепче целовал ее. Щетина на его подбородке царапала нежную кожу вокруг ее рта. Жар его тела наполнял, зажигал, охватывал все ее существо и, наконец, заставил ощутить сладкую боль возбуждения между ног — в том сокровенном месте, которое непрерывно жаждало быть наполненным с той минуты, когда она впервые оказалась в его объятиях.
Ей удалось увернуться от его губ.
— Опустите меня на пол, Блэкхит!
— С удовольствием.
Он опустился на колени, но не отпустил ее. Вместо этого он уложил ее на ковер и не позволял подняться. И тогда Эва поняла, что возврата нет, что нет места гордости, когда речь идет о таких чувствах, какие он в ней разбудил. Потому что он снова целует ее, прижимает к себе, его властная рука, проведя по ее шее, начинает расстегивать на ней шерстяную дорожную одежду, нетерпеливо распахивает ее… и добирается до груди. Она застонала, когда его пальцы сомкнулись на нежной
