шнапса и предложил Сергею составить ему компанию. Сергей хмыкнул про себя. Похоже, немец жил в России долго и успел пропитаться русскими привычками. Вот и сейчас, хоть он и купил „ностальгический“ шнапс, однако выпить в одиночку ему казалось как-то неправильно. Впрочем, можно было не сомневаться, что русская водка едет в фатерлянд где-то в глубине багажного отсека, мирно покоясь в его чемодане.
Первые три стопочки пошли хорошо, как говорится, соколом, но затем физиономия немца приобрела багровый оттенок и «Остапа понесло».
– Вы, русские, – снобы. Отхватили себе самую богатую страну мира и считаете, будто Господь осеняет вас своей благодатью. Мол, рай на земле расположен вот на этой восьмой части света от Владивостока до Бреста, а что там происходит в остальном мире, вас не касается.
– Ну почему же не касается? – хмыкнул Сергей, умом понимая, что спорить с пьяным бесполезно, но не в силах преодолеть задиристость, также вызванную винными парами. – Очень даже касается. Я вот, например, лечу в Берлин, буду работать в Германии.
– Ну так это в каком-нибудь вашем глобальном концерне, вероятно? – Немец махнул рукой. – Это только лишь доказывает мои слова. Вам, непонятно за какие такие заслуги, досталась самая богатая страна, тут и дурак справится. А вот попробовали бы, как мы, – вечно в войнах, вокруг одни соперники и конкуренты…
– Да уж, – хмыкнул Сергей, – у нас всю дорогу тишь да благодать. И монгольских орд не было, и Наполеон, слава богу, мимо прошел, и революций с гражданскими войнами избежали, и кто такой Гитлер – вообще не слышали.
– А не надо сарказма, – вскинулся немец, – подумаешь, монголы, азиаты на низкорослых лошадках. Это вы из них делаете грозных врагов. А Наполеон и Гитлер всем подгадили. И Германии прежде всего. У вас что: пришли – ушли, годик-другой, и все. А у нас они гадили ДОЛГО. Но мы все равно поднялись. Пусть и не как Россия, но… – Тут у немца, видимо, пересохло в горле, потому что он внезапно запнулся, сцапал стопку и, рявкнув: – Прозит! – опрокинул ее в глотку.
– Ага, годик-другой, – раздраженно бросил Сергей, – только я бы советовал вспомнить, что к нам они тоже собирались прийти НАДОЛГО, и этот годик-другой мы им устроили САМИ.
Похоже, в его тоне проявилось что-то, от чего немец решил сбавить тон.
– Не обижайтесь, Сергей, – примирительно начал он, – я не хотел вас задеть. Россия – великая страна и все такое, просто у нас в Германии сейчас трудные времена. Я бы тоже не хотел уезжать из Германии, но вынужден работать в России… И у вас ведь, в конце концов, были трудные времена, я помню, в пору моей молодости многие из ваших сограждан также устремились в Германию, большинство их мечтало получить немецкое гражданство… и вообще тогда Россия была не такой… успешной.
– Да, – примирительно кивнул Сергей, – в нашей истории не раз наступали трудные времена – смуты, поражения в войнах, революции, но ведь в этих трудностях кроется новый шанс. Это же…
– Время Вызова, – усмехнулся немец, – знаю-знаю. Просто удивительно, как вы сумели из того, что для всех остальных является трагедией и временем крушения надежд, сотворить новый ресурс развития.
– Почему это сотворить? – удивился Сергей. – А разве может быть по-иному?
– Может, – вздохнул немец, потом вновь наполнил стопки и, приподняв свою, буркнул: – Прозит.
– Вы этого помнить не можете, – продолжил он, – а я помню, как у вас было, когда рухнул ваш Советский Союз… Нищета, разруха, миллионы людей уезжали из страны, считая, что у них здесь нет никакого будущего. А те, кто оставался, им страшно завидовали и мечтали о том, чтобы им тоже представился шанс уехать… Как все изменилось. – Он покачал головой. – Один ваш коммунистический классик как-то сказал: «Идеи, овладевая массами, становятся материальной силой». Когда у вас появилась эта самая идеология Времени Вызова, на Западе многие смеялись. Мол, русские жить не могут без какой-то идеологии и потому снова изобретают себе очередной коммунизм. Где они теперь, эти насмешники? – Немец развел руками. – А ведь вроде все так просто: любые трудности – это испытание, вызов, новый шанс. Возможность подняться над собой… И опасность потерять себя. И чтобы этого не произошло, храни в себе четыре ценности: верность слову, ценность жизни, язык и служение разнообразию. Вот этим служением разнообразию вы всех и зацепили…
Сергей, для которого все эти слова были частью его жизни еще со школьной скамьи (ну, может, в полном объеме, когда они вообще впитались, так сказать, в кровь, – с армии), пожал плечами:
– Так это вроде как уже не только наше.
– Ну да, ну да, – закивал головой немец, – и это есть очень сильный ресурс России. В мое время… ну, когда я был молодым, у нас были очень модными так называемые «общечеловеческие ценности». И это был серьезный ресурс Европы. Вернее даже, всего Запада. Мы диктовали всему миру, как ему надо жить, и все остальные вынуждены были ломать себя и тратить множество ресурсов, чтобы соответствовать… они были вынуждены подстраиваться под нас. А теперь на коне вы…
– Но мы же никого не ломаем? – удивился Сергей. – Наоборот – служение разнообразию…
Немец снисходительно усмехнулся:
– Да-да, конечно, вы декларируете, что даете шанс обрести себя любому – мусульманину и иудею, христианину и атеисту, русскому и таджику, татарину и марроканцу, вот только устроиться у вас на работу какому-нибудь курду или арабу практически невозможно. А иммиграционные законы имеют тенденцию дрейфа в сторону драконовских.
– Э-э нет, вы не путайте. У меня в смене ребята шести национальностей. Мукута, например, вообще из Кот д'Ивуара. Дело в том, что он
– Вот-вот, – вздохнул немец, – в том-то и соль. А вы думаете, отчего сейчас в мире так много русских школ? Просто, как выяснилось, чтобы
Господин Каспар закрыл книгу, аккуратно перевернул ее лицевой стороной вниз, и, подняв взгляд, упер его в молодого парня, только что появившегося на балконе. Несколько минут он рассматривал его с легкой улыбкой. А затем быстренько изменил выражение лица на несколько восхищенное и, вскочив на ноги, бросился к парню:
– Простите, вы не Родион Плотников?
Парень вздрогнул и настороженно покосился на господина Каспара:
– Да, а что?
– Да нет, ничего, просто я читал вашу книгу. Я и узнал-то вас, потому что на последней странице обложки опубликована ваша фотография. Это ведь вы, правда?
Парень ошарашенно моргнул. Похоже, такого он не ожидал.
– Ну-у-у… да.
Господин Каспар поймал его руку и проникновенно потряс.
– Спасибо, очень хорошая книга. Да вы присаживайтесь…
Парень покраснел от смущения и удовольствия и осторожно опустился на стул.
– Знаете, даже не ожидал… она вышла таким маленьким тиражом… всего пять тысяч… да и продавалась не очень…
– Да вы что? – удивился господин Каспар. – А мне очень понравилось. Ну ничего, я думаю, у вас еще будут и новые книги, и большие тиражи. А может быть, вы сумеете даже написать Книгу из тех, что меняют людей, заставляют их становиться именно людьми.
– Ну… я о таком пока даже и не думаю…
– И не надо, – усмехнулся господин Каспар, – потому что такая книга никогда не пишется одним человеком. Сначала вам придется отыскать свой
