сдерживать свою ревность.
Перед ними с театральной торжественностью распахнулись двойные двери, и в вестибюле возникли новые слуги, прервав их беседу.
Макс повел Кристину по внушительному вестибюлю к мраморной лестнице, показывая по пути портреты предков и тоном завзятого гида объясняя историю каждого. Она отвечала в таком же духе: восхищалась художниками, замечала особенности интерьера, то есть вела себя так, как полагалось всякой хорошо воспитанной гостье.
Но когда они следовали за лакеем по казавшемуся бесконечным коридору, она все же прошептала:
— Долго еще?
— Чертовски, — сообщил он и громко осведомился, нравится ли ей восхитительная ваза, стоявшая в стенной нише.
— Шестнадцатый век? — в свою очередь, спросила она.
— Да, самое начало, насколько мне известно.
— Очень мило.
— Я рад, что вам нравится.
Она озорно хихикнула.
— Слугам придется научиться отводить взгляды при встрече с нами, — вздохнул Макс. — Если я захочу поцеловать тебя за пределами нашей спальни, не собираюсь отказывать себе в удовольствии. Если не возражаешь, разумеется.
Он вечно забывал о ее довольно бессвязных представлениях о приличии.
— Между нами далеко не платонические отношения, так что…
— Слава Богу, нет, иначе мне приходилось бы принимать холодную ванну по десять раз на день.
— Хочешь сказать, что действительно способен сдерживать свои желания?
Он мельком взглянул на нее:
— Возможно, нет.
— Даже в холодной воде?
— Даже если бы внезапно нагрянула арктическая пурга.
— Как мило.
— Я рад, что ты так думаешь.
— Насколько сильно?
— Считай, что покажу тебе степень своей радости ровно через пять минут.
— Так долго?
— Черт возьми, нет.
Он подхватил ее на руки, промчался по коридору мимо лакея, и будь прокляты слуги!
Их яростная любовная схватка в этот первый день в Минстер-Хилле ознаменовала начало двухнедельного невыразимого счастья для них обоих. Они не делали ничего и делали все, в зависимости от настроения: иногда не покидали постели, иногда гуляли или часами скакали верхом, как туристы, любующиеся видами. Как любовники, довольствующиеся обществом друг друга.
Как-то вечером они переоделись к ужину и выступили в роли хозяев поместья, и словно малыши, играющие в папу и маму, делали вид, что они почтенные супруги, законные хозяева этого древнего владения. Они даже говорили о детях. О том, что когда-нибудь у них будут двое: мальчик и девочка. И даже выбирали имена и школы, которые те будут посещать.
Кончилось тем, что на глаза Кристины навернулись слезы. Макс, поспешно поднявшись, обошел вокруг гигантского стола, за которым они играли в свою глупую игру, прижал ее к груди, понес наверх мимо слуг и с утонченной нежностью любил остаток вечера и всю ночь. Стремясь, чтобы она забыла свою печаль, а он — что время утекает все быстрее. Так, чтобы осталось лишь безумное наслаждение, наполняющее их умы, сердца и разгоряченные тела.
Чтобы завтра не существовало.
Но завтра наступило с неумолимой реальностью. За ним еще одно, еще… и любовная идиллия подошла к концу.
Проснувшись в объятиях Макса в то самое утро, когда им предстоял отъезд, Кристина тяжело вздохнула, охваченная невыразимой грустью. Напрасно твердила она себе, что любовные романы по природе своей непостоянны, что Макс не может разделить с ней жизнь и что она навсегда сохранит воспоминания о том огромном счастье, которое было у них на двоих.
— Я заказал для тебя солнечный день, — прошептал Макс.
Кристина молча смотрела в его улыбающееся лицо. Как она будет жить без него?!
— Я не заплачу, — пробормотала она, вытирая слезы.
— Я тоже обещал не плакать, — шутливо подтвердил он, хотя мысль о том, что она покинет его, была непереносима.
— Это уже утешение, — кивнула она, растягивая губы в подобии улыбки.
Макс сделал смешную гримасу.
— Придется перенять манеру британцев церемонно поджимать губы.
Кристина невольно хихикнула:
— Ты ничуть не похож на британца.
— Это уже утешение, — передразнил он, довольный, что заставил ее смеяться.
— Ты будешь мне писать?
— Так часто, как только пожелаешь, — ответил он, сам не зная, сможет ли… захочет ли… сумеет ли вынести сознание того, что она живет с другим мужчиной.
— Неплохо бы каждую минуту.
— Что я люблю в тебе, так это твою нетребовательность.
Интересно, он всерьез сказал о любви?
Макс спрашивал себя о том же, но не долго, поскольку не привык предаваться бесплодной печали, и, целуя Кристину, уже думал о том, как в последний раз подарить ей наслаждение.
Этим утром он дал ей только чистое, неомраченное удовольствие, сладостные поцелуи, поцелуи юноши, удивившие и восхитившие ее.
— Жаль, что я не знала тебя, когда мы оба были молоды, — пожаловалась она, лежа на нем полчаса спустя, еще не успокоившись после только что испытанного оргазма.
— Но сейчас я лучше, — похвастался он.
— Зато не такой милый, я полагаю.
— Не знал, что тебе нужно именно это, — поддел он, прекрасно понимая, что она имеет в виду.
— Ну вот, теперь обязательно нужно быть циником, когда я еще не отошла от радости твоих невинных юных поцелуев.
— Рад, что вам понравилось, мадам, — протянул он с отчетливым американским акцентом. И без того он подумать не может о расставании! Поэтому и не намерен предаваться сентиментальным грезам. — Если вы в настроении, у меня найдется еще много чего!
— Я всегда в настроении, — заверила она, всхлипнув.
— Не плачь, дорогая. Я буду писать, ты будешь писать. И кроме того, устрою в доме телеграф, — игриво провозгласил он. — А если ничего не поможет, договоримся о тайном свидании.
Она снова всхлипнула и кивнула.
— И я буду целовать тебя всю дорогу до Лондона.
Но она все же плакала, да и он едва не разрыдался, когда экипаж отъехал от Минстер-Хилла. Прижимая Кристину к себе и снимая губами слезы, он гадал, что теперь делать со своей жизнью, сколько бы ее там ни оставалось…
Глава 14
Во второй половине дня они уже стояли перед лондонским домом Кристины. Слуги при виде их отворачивались, а голос дворецкого, приветствовавшего их, лишился обычной надменности. Незнакомый с обычаями этого дома, Макс ничего не понял, зато Кристине сразу стало страшно. Но прежде чем она успела расспросить дворецкого, двери библиотеки распахнулись, и на пороге возник Ганс с белым от ярости лицом.
— Где, черт возьми, ты шлялась… а вы, — прогремел он, тыча пальцем в Макса, — проваливайте из моего дома!
Подскочив к Кристине, он грубо дернул ее за руку и толкнул к лестнице.
— Потаскуха! Тобой я займусь позже!
— Отпусти ее! — бросил Макс, шагнув к Кристине. Но та, быстро обернувшись, вытянула руку, чтобы остановить его.
— Пожалуйста, Макс, не надо, — умоляюще прошептала она. — Уходи.
— Вы слышали? — рявкнул князь. — Убирайтесь ко всем чертям!
Макс колебался, не желая оставлять Кристину в беде, боясь, что ее муж в ярости способен на все. Но она одними губами повторила «пожалуйста» и стала подниматься по ступенькам.
— Видите? — торжествующе-злобно ухмыльнулся Ганс. — Послушайтесь ее совета, иначе этой шлюхе худо придется!
Макс растерянно смотрел вслед Кристине. Он никогда еще не чувствовал себя столь беспомощным. Вся его сила и власть ничто, меньше чем ничто в сравнении с ее желаниями. Она просила его уйти. Но как оставить ее одну на муки и терзания?
Он круто развернулся и встал перед князем.
— Посмей только пальцем ее тронуть!
— Она моя жена, Вейл. Надеюсь, ты понимаешь требования закона лучше, чем кто бы то ни было, если учесть твою склонность спать с замужними женщинами.
— Пропади пропадом все требования закона, — пробормотал Макс. — Если обидишь ее, будешь иметь дело со мной.
— Это угроза? — бросил Ганс, презрительно скривив губы.
— Думай как знаешь! Да, угроза, обещание и клятва расправиться с тобой, и, поверь, я ее сдержу.
— К счастью, ты не живешь в Силезии.
— Мир с каждым часом становится все более тесным.
— Какая галантность, Вейл. На человека твоего типа это не похоже.
— Я изменился, — коротко отрезал Макс.
— Уверен, что твое следующее завоевание по достоинству оценит новообретенную галантность, — пренебрежительно хмыкнул Ганс. — Но, как тебе известно, я могу делать со своей женой все, что пожелаю. — Светлые, словно выцветшие, глаза чуть сузились. — А теперь вон из моего дома.
Повернувшись, он последовал за Кристиной. Расстроенный, измученный, обеспокоенный, Макс смотрел вслед князю, пока тот не исчез из виду. Но даже после этого Макс долго спорил сам с собой, порываясь броситься на защиту Кристины. Хотя… имеет ли он право вмешиваться? Ответ, разумеется, был достаточно неприятен, стоило лишь вспомнить о распутной жизни, которую он вел, или о том, что случалось, когда он спал с чужими женами.
Макс оглядел топчущихся в холле слуг. Судя по их растерянному виду, они не знали, куда деваться, тем более что никаких указаний от хозяина не было.
— Вряд ли кто-то из вас согласится уведомить меня, если княгиня окажется в опасности, — деловито объявил он, но, как и ожидалось, ответа не получил. Его так и подмывало разбить что-нибудь или хотя бы свалить одного из лакеев с ног ударом кулака, но, понимая, как мало это поможет Кристине, он
