глупостью отказаться от доходной статьи своего бизнеса.
— Я прекрасно вас понимаю, потому что я тоже бизнесмен. — Она отпихнула пустую бутылку из-под пива в снег, потом подалась вперед, поближе к нему. — Но вы не получаете настоящего дохода. Вы теряете на этом деньги.
— И ках же вы это рассчитали?
— Ну, обратимся к простой арифметике. Вы получаете пятьдесят центов от каждой шлюхи, за исключением Сэди. Сэди платит немного больше.
— Нет, я получаю в ночь по доллару от каждой шлюхи.
— Я имею в виду ваш доход после того, как вы потратитесь на уборку и стирку. Но если бы вы превратили ваши комнаты в настоящий отель, вы могли бы заработать на этом пять, а то и шесть долларов за ночь, а возможно, и больше, и расходы ваши остались бы такими же. Вы могли бы получать по четыре-пять долларов в ночь за каждую сданную комнату.
Его рот раскрылся, и Медведь продолжал недоуменно глазеть на нее. Потом вскочил на ноги и принялся расхаживать взад и вперед, тихонько чертыхаясь.
Она была права! И будь проклят он со всеми своими потрохами и шкурой, если до сих пор не понял этого. Джек Хорват имел дело с девками, а Медведь просто унаследовал его бизнес и продолжал дело так, как вел его Хорват: Единственным слабым звеном в аргументах Клары было то, что касалось цены за комнату в отеле в Доусоне. Он ведь мог бы зарабатывать и двенадцать долларов за ночь. Если бы он сменил интерьер, то мог бы заработать и двадцать. Черт побери! Ведь в «Гранд-Отеле» в двух кварталах от его салуна брали по тридцать пять за комнату. Когда открылся «Гранд- Отель», все в городе смеялись и говорили, что ни один человек в здравом уме не станет платить тридцать пять долларов за комнату, только чтобы провести там ночь. И все они ошиблись. «Гранд-Отель» был переполнен каждую ночь.
— Если я осуществлю это, то сколочу целое состояние, — сказал он внезапно охрипшим голосом, глядя на нее сверху вниз.
Она улыбалась, и глаза ее сияли. Бог мой! Ну что за чудо эта женщина!
— Я готов поцеловать вас в знак благодарности, — сказал Медведь, давая ей возможность увидеть, что он грубое животное, и с достоинством удалиться. Но улыбка ее стала еще шире, и она склонила голову, явно кокетничая:
— Думаю, вы слишком джентльмен, чтобы погубить мою репутацию, поцеловав меня на глазах у публики.
Господи! Медведь почувствовал, что колени у него подгибаются. Она вовсе не собиралась уходить и не сказала «нет».
Стоя рядом с ним, Клара подняла бровь и одарила его долгим и внимательным взглядом, от которого в груди у Медведя образовался комок, а значительно ниже пояса все отвердело. Достаточно было одного ее медлительного взгляда, и он готов был преступить все запреты. Ему хотелось сгрести ее своими огромными ручищами, бросить на снег и целовать, не говоря о других занятиях, целовать до умопомрачения. Наконец Клара опустила глаза, улыбнулась и удалилась от его костра, не прибавив больше ни слова.
Другие могли видеть в ней всего лишь крупную, укутанную в теплые одежды женщину, похожую в них на куль, опирающийся на ноги в высоких ботинках, с зеленой фетровой шляпой, увенчивающей голову. Но Барретт видел в ней желанную женщину с пышными формами и изгибами там, где им полагалось быть. К тому же она была крепкой и обладала сильными мускулами. Это была единственная женщина, которую он встретил в жизни, заставившая его почувствовать свою уязвимость. Она дважды победила его. И от этого казалась ему самой обворожительной особой на свете.
Опустившись на свой складной стул, чувствуя, что голова его в огне, он изучал брошенную ею на снег бутылку из-под пива и думал о том, что совсем недавно ее губы сжимали горлышко этой бутылки. Господи! Потом он попытался усилием воли заставить себя отвлечься и переключиться на личные дела. Почти тотчас же Медведь вспомнил о своей хижине на озере Беннетт. Ему часто приходило на ум, что следовало бы построить перевалочный пункт в месте, где пересекались дороги между Дайей и Скагуэем. Но к тому времени, когда он добирался до озера Беннетт, он чертовски уставал и ему отчаянно хотелось выспаться в настоящей постели, а не на жесткой земле или на походной кровати, слишком короткой и узкой для человека его роста и комплекции.
А его хижина принадлежала только ему одному! Там он мог бы чувствовать себя в полном уединении. Широкая улыбка появилась на его губах, потом он запрокинул голову и издал громкий и счастливый вопль, обращенный к небу.
Теперь ему оставалось только дождаться момента, когда лед на озере Кратер окончательно затвердеет, и тогда он сможет вместе с Кларой двинуться к Длинному озеру и дальше, к Глубокому озеру, потом к озеру Линдерман и, наконец, к берегам озера Беннетт. Эти переходы займут примерно четыре недели, самое большее пять, и тогда он сможет вкусить от этих сладостных, как спелая земляника, и столь желанных губ.
— Бен приходил в последнее время?
— Вы же сказали нам, что не хотите его видеть, — ответила Зоя, стараясь заставить себя быть терпеливой.
Джульетта без сил упала на свою походную кровать. Руки ее бессильно свесились по обе стороны постели. Она уставилась на трубу от печурки, выходившую наружу сквозь потолок палатки.
— Я должна поблагодарить его, но мне тяжело с ним встречаться В душе я чувствую, что мне следует поблагодарить его лично, — сказала Джульетта с несчастным видом, — но ведь он видел меня обнаженной. — Она прикрыла глаза ладонью. — Как вы с Кларой допустили это?
— О, вероятно, потому, что пытались спасти вашу жизнь. Или нам следовало подумать и обсудить, что предпринять, и решить, что для вас хуже — испытывать смущение по поводу этого неудобства или умереть. И нам пришло в голову, что все-таки лучше не дать вам замерзнуть насмерть на берегу озера, хотя мы, конечно, могли оставить на вас промерзшую насквозь одежду и не позволить Бену Диру увидеть вас нагой, а ведь он пытался согреть и спасти вас. Если для вас это будет некоторым утешением, я могу вам сказать, что предпочла бы оставить вас замерзать. — Зоя скорчила гримаску и вздохнула.
Когда она считала, что Джульетта умирает, то клялась, что никогда больше не станет грубо с ней обращаться, если та выживет. Но Зоя уже десятки раз нарушила эту клятву. Чтобы быть справедливой, следовало признать, что и Клара ее раздражала. К тому же были верные признаки того, что и она раздражала их обеих. Находиться втроем в тесной палатке почти неделю было бы тяжким испытанием для любого.
Она снова вздохнула, на этот раз испытав острую тоску по дому, и помешала в котле, который они держали в палатке и где теперь кипятили и стирали белье. За стенами палатки уже неделю бушевала буря, неизвестно откуда обрушившаяся на озеро Кратер и его берега, и температура резко скакнула вниз, и на этой отметке на несколько градусов ниже нуля термометр застыл. Внутри палатки, где стояла походная печка, было достаточно тепло, даже жарко, что вынуждало их раздеваться до нижнего белья. И все-таки они покрывались липким потом. И страдали в этом вынужденном заточении от скуки и безделья.
— Кажется, буря окончилась, — заметила Джульетта, и голос ее звучал равнодушно, будто ей было все равно. Она оставалась апатичной и вялой с тех самых пор, как чуть было не погибла подо льдом.
— Прошлой ночью снег и ветер временами прекращались, — согласилась Зоя, продолжая помешивать воду в котле с бельем. Кипятить белье было несложно. Проблема заключалась в том, чтобы высушить выстиранную одежду. Поэтому они и не делали попыток стирать нечто более крупное, чем носовые платки, чулки и нижнее белье. Эти предметы туалета они могли развесить для сушки на спинках кроватей, но что-либо более крупное и тяжелое спускалось до самой земли, не высыхало до конца и занимало слишком много места в тесной палатке.
— Зоя! — Голос Клары послышался снаружи, потому что они не открывали клапана, если того не требовали особые обстоятельства. — Здесь Том. Он хочет, чтобы вы пошли с ним на озеро. Он покажет вам, как управлять санями.
Зоя перестала помешивать белье и стала соображать, сколько усилий ей потребуется для того, чтобы одеться в столь тесном пространстве. Учитывая, что они поместили посреди палатки печку, они могли теперь одеваться только по очереди. К тому же приходилось следить за тем, чтобы кайма или подол платья не попали в печку и не загорелись. За эти дни сгорело целых четыре палатки.
— Ступайте же скорее! — сказала Джульетта, закрывая лицо согнутой рукой. — За мной больше не требуется ухода.
Но Зоя и не думала о Джульетте. Она думала о Томе. Они мало видели друг друга в последнее время, со дня пикника у подножия ледников.
— Скажите ему, что мне надо одеться.
Когда Зоя наконец вышла из палатки, укутанная до бровей, она заметила, что Клара смела снег с палатки и сколола лед с горы вещей, громоздившейся возле их жилища, чтобы добраться до припасов. Сегодня энергия Клары и ее неиссякаемая бодрость и жизнерадостность необычайно раздражали Зою. Ей не понравился и особый блеск в глазах Тома, когда он оглядывал ее, завернутую в несколько слоев одежды, как кочан капусты. На ней была тяжелая толстая вельветовая юбка поверх нескольких шерстяных нижних юбок, а сверху толстый шерстяной свитер и не пробиваемая ветром куртка. Поверх них она надела еще плащ, шея ее была замотана толстым шарфом. Ее туалет довершала пара варежек, надетая поверх пары перчаток. Ее юбки были столь несгибаемыми, что она не могла наклониться, чтобы увидеть свои ботинки.
— Ты потешаешься надо мной? — спросила она сквозь прикрывавший рот шарф.
— Отнюдь нет.
Но Зоя видела, как углы его губ изогнулись в улыбке. Он обернулся к Кларе:
— Разве заметно, что я смеюсь над ней?
— Нет, это я потешаюсь. — Глаза Зои
