— Отпусти меня!
Она тузила кулаками ему по спине, Она в вечернем платье из изумрудной тафты — и в такой позе! Да еще жемчужные подвески нелепо барабанили по спине Маркуса.
— Я отпущу тебя, отпущу, — успокоил Маркус, словно не замечая ее барахтаний. — Когда поднимемся наверх.
— Но слуги, — выдохнула Джудит. — Ты не можешь нести меня через весь дом в таком позорном виде!
— Это почему же, рысь? — поинтересовался он. — У тебя были все возможности для мирного сотрудничества. Но ты предпочла другое.
Джудит издала стон и ослабла, плотно зажмурив глаза.
— Маркус, ради Бога, дай мне возможность идти самой.
— Возможность?
— Пожалуйста!
Он остановился на лестничном пролете.
— Если ты честно и откровенно расскажешь то, что я хочу знать, я позволю тебе войти в комнату собственными ногами.
— О Боже! — Джудит снова закрыла глаза.
То ли кровь прилила к опущенной вниз голове, то ли что еще, но на нее снизошло вдохновение: «Я скажу ему. Скажу. И это не будет ложью. Это будет полуправдой».
Поскольку она замешкалась с ответом, Маркус продолжил свой путь наверх, неся ее, как пушинку.
— Пожалуйста! — взмолилась Джудит, когда они достигли верхней площадки. — Отпусти меня, и я расскажу тебе все, как только мы войдем в мою комнату. Я тебе обещаю.
Маркус не ответил, а продолжил путь к спальне Джудит. У дверей он милостиво остановился.
— Слово рыси?
— Слово Давенпортов. Я не перенесу, если ты внесешь меня в спальню, как мешок с картошкой.
Он засмеялся и, придерживая за талию, опустил ее на пол.
— Я же говорил тебе, что у меня есть много разных способов добиться правды.
Джудит отбросила с лица волосы и попробовала привести в порядок платье. Затем посмотрела на мужа:
— Как ты мог?!
— А очень просто. — С шутовской галантностью он отвесил поклон и открыл дверь, приглашая ее войти.
— Боже мой, миледи! — всполошилась Милли, вскакивая с кресла. — Что у вас с платьем?
— Меня сейчас, кажется, протащили через игольное ушко, Милли, — серьезно заявила Джудит и гневно взглянула на мужа.
Маркус только ухмыльнулся:
— Сударыня, в вашем распоряжении пятнадцать минут. Извольте к этому времени быть готовой выполнить обещание.
— Обещание… — пробормотала Джудит, когда за ним закрылась дверь. — Помоги мне раздеться, Милли. Пятнадцать минут — это не так уж много.
— Да, миледи. Но что случилось?
— У его светлости сегодня было настроение пошутить, — сообщила ей Джудит, разглядывая свое отражение в высоком зеркале. — Господи, какой ужас!
Милли помогла Джудит переодеться ко сну, привела в порядок ее рыжую копну.
— Если это все, миледи, то я пойду. Это платье надо почистить и погладить.
— Да, Милли, спасибо. Спокойной ночи.
Джудит погасила все свечи, кроме одной, и легла в постель, подложив подушки повыше под голову. Когда муж явится выслушивать ее объяснения, она встретит его во всеоружии. Паника, связанная с комплексом вины перед Маркусом, закончилась у нее так же внезапно, как и началась. Теперь она знала, что говорить и что делать. Сейчас Джудит была такой же спокойной, как и перед игрой с высокими ставками на Пикеринг-стрит.
— Итак, сударыня-жена? — Маркус закрыл за собой дверь. — Сейчас ты разыгрываешь из себя тихоню, но я тебя знаю. Рассказывай.
Джудит нахмурилась и села в постели.
— Я же тебе говорила, что сглупила, сделала из мухи слона. Но если ты настаиваешь, я тебе расскажу. Это все из-за Агнес Баррет. — Она откинулась на подушки с таким видом, будто выполнила трудную, но необходимую работу.
— Агнес Баррет? — Маркус присел на край постели. — Объясни.
— Даже не знаю, как и объяснить, — вздохнула она, и это было сушей правдой. — Она меня раздражает, ужасно. Я чувствую себя в состоянии войны с ней, войны не на жизнь, а на смерть. Но не понимаю, из-за чего эта война. Каждый раз, когда я бываю вынуждена с ней разговаривать, мне кажется, что на меня в атаку идет целый полк.
— Господи! — Маркус поднял свечу повыше, чтобы получше видеть жену, и прочитал в ее глазах правду. — И что же случилось сегодня вечером?
— Мы просто перебросились несколькими словами… собственно, дело даже не в этом. Я помешала ей отвезти Харриет домой, и она разозлилась. Просто пришла в ярость, даже не сумела это скрыть. По какой-то причине она старательно опекает Харриет. — Джудит подергала край одеяла. — Я не сомневаюсь, что Агнес и Грейсмер любовники.
— Ничего невероятного в этом нет. Насколько мне известно, они знакомы с детства. Но тебе-то какая разница? — Маркус нахмурился.
— Все очень странно, — Джудит стала накручивать локон на палец. — Именно поэтому мне и не хотелось ничего говорить. Грейсмер пытается ухаживать за Харриет, хотя та не хочет иметь с ним ничего общего. Но Агнес все время старается их свести.
— Понятно. — Маркус задумался.
»Харриет не первая богатая невеста, привлекшая внимание Грейсмера. Но это не Марта, раз держит его на расстоянии вытянутой руки. И Себастьян, видимо, не похож на меня. С таким соперником Грейсмеру не сладить».
— Ты загрустил, — упавшим голосом проговорила она. — Но я же не сказала ничего огорчительного для тебя.
Он отбросил прочь мрачные воспоминания и улыбнулся:
— А тебе-то, рысь, о чем печалиться?
— Я и сама не знаю, надо мне печалиться или нет.
— Говори, не бойся.
— Понимаешь, каждый раз, когда к нам с Харриет приближается Агнес, где-то неподалеку крутится Грейсмер. Это неспроста, совсем неспроста.
— Моя дорогая, Грейсмер будет проявлять активность, только если его поощрять. А так он не стоит серьезного обсуждения. — Маркус нежно поцеловал ее и тоже стал наматывать на палец прядь ее волос. — Значит, вот что тебя тревожит?
— Да. Но ты сейчас меня успокоил. И я уже думаю, что все это глупо, все это мои фантазии насчет Агнес.
Маркус рассмеялся и сбросил свой парчовый халат.
— Давай-ка лучше я подниму тебе настроение и избавлю от комплексов.
Перед тем как раствориться в его объятиях, Джудит успела подумать: «Пока я таскаю каштаны из огня и не обжигаюсь. Но долго ли продлится такое везение?»
Глава 24
— Я не могу понять. Грейсмер оказывает Харриет такое внимание, а тебе как будто все равно, — возвестила Джудит, поглубже засовывая руки в муфту из лебяжьего пуха.
День был морозный, совсем не для прогулок. Но у высшего общества свои законы, и в парке совершающих променад было не меньше, чем в любой другой день.