женщины немного... помясистее.
– А я никогда не был любителем мясных туш.
– Каждому свое... – Сэм досчитал до пяти, затем поинтересовался: – А что ты скажешь насчет ее носа?
– Ничего себе носик, если тебе нравятся бульдоги.
Снаружи донесся сдавленный возглас ужаса. Сэм зашелся смехом. Он просто не в силах был сдержаться. Только через минуту он снова овладел голосом.
– Мне всегда больше нравились брюнетки.
– Это верно. Никогда не видел, чтобы ты увивался за блондинкой. Отчего это?
– Мне кажется, все блондинки... туповаты.
– А мне они нравятся, – сказал Джим.
– Тебе все подряд нравится.
– И вовсе нет. Светло-голубые глаза меня не привлекают. Слишком они холодные и пустые.
– Да уж точно, такие пустые, словно никого нет дома, – рассмеялся Сэм. – А в ее случае так и есть.
– Знаешь, пожалуй, она мне все-таки не нужна. Можешь взять ее себе, – снисходительно произнес Джим.
– А мне тоже не нужна. Наверное, придется вытянуть по карте и посмотреть, кто в конце концов взвалит на себя это ярмо. – Сэм еще раз перемешал карты и шлепнул колодой о стол. – Ты первый.
Джим выбрал карту и показал ее Сэму. Это был король.
– Всего-навсего тройка. Теперь, наверное, мне с ней возиться.
– Да, такую карту легко побить. Тройка. Не повезло тебе, Кэссиди. – Сэм вытянул туза пик и показал Джиму, тот отсалютовал. – Несчастливый день. Червовая двойка. Ты выиграл, значит, мне и дальше тащить это ярмо. Налей-ка еще. Покрепче. – Сэм взял стакан, затем со стуком отставил его и преувеличенно громко отодвинул стул, поднимаясь из-за стола. – Ладно, пойду проверю, как там она.
Из окна донесся шум бегства – хруп, хруп, хруп, топ, топ, топ – это Лолли уносила ноги прочь.
Давно Сэм так не веселился. Джим хохотал, тряся головой.
– Ты прав. От нее больше шума, чем от наступающего взвода.
Сэм открыл дверь и вышел на крыльцо, посмеиваясь.
– Да, должно быть, все из-за больших ног, – сказал он и притворил за собой дверь.
Ее дверь оказалась заперта.
– Лолли! Впусти меня.
– Уходи.
Сэм схватил ручку и затряс дверь:
– Отопри.
– Не могу. У меня слишком большие ноги. Боюсь споткнуться и разбить свою пустую голову!
Сэм выругался, отступил на шаг и пнул дверь повыше ручки. Дверь с шумом распахнулась и ударилась о стену с такой силой, что затрясся весь домик. Плечи Лолли вздрогнули, но она не оторвала голову от подушки. Сэм протопал по деревянному полу и навис над ней. В комнате стояла тишина.
– Лолли, посмотри на меня.
– Нет.
– Я сказал, посмотри на меня. – Он не сводил взгляда с ее затылка.
– Не могу, никого нет дома.
– Вот черт, – пробормотал он и долго смотрел на нее, прежде чем присесть на край кровати.
– Берегись моих вогнутых коленок, – сказала она приглушенным подушкой голосом.
– Лолли, Лолли, Лолли, – произнес Сэм, тряся ее.
Девушка даже не пошевелилась, поэтому он в конце концов схватил ее за плечи и посадил. Она не подняла глаз выше его подбородка.
– Ты плачешь, – удивленно проговорил он.
Шмыгнув носом, она вытерла глаза ладошкой.
– Какого черта ты плачешь? – поинтересовался Сэм, выпуская ее из рук, словно она могла взорваться в любую секунду.
– Меня здесь ненави-и-идят! – Лолли разрыдалась и упала на кровать. – Все люди в лагере ненавидят меня из-за птиц, а еще из-за того, что ты подрался с Джимом. Никому я здесь не нужна. Как всем мужчинам. А что со мной не так? Я не понимаю, – подвывала Лолли, говоря в подушку. – Я не такая уж плохая. Я действительно старалась помочь, но никому это не нужно. И я сама никому не нужна.
Сэм смотрел, как она всхлипывает, и на душе у него скребли кошки. Нет, временами он поступает как настоящий осел. Наконец он протянул руку и дотронулся до ее плеча:
