поглотить. Точно в беспамятстве она сжимала его широкие плечи, сотрясаясь в беспощадных конвульсиях.
Что-то бессвязно выкрикнув, она впилась зубами ему в плечо, и оба содрогнулись в экстазе. Жасмин ощутила, как его горячие соки, излившись, едва не обожгли ее; во рту был соленый вкус крови — на загорелой коже Джеймса краснел отпечаток ее зубов. Жасмин принялась старательно зализывать ранку.
— Сучка, — простонал он, сминая губы Жасмин в неистовом поцелуе, едва не лишившем ее дыхания, и наконец, откатившись от нее, лег на спину. — Иисусе, — едва выговорил Джеймс, — что это было? И всегда между нами будет бушевать такое неистовство?
Сердце, казалось, вот-вот проломит ребра и вырвется наружу.
— Не… не знаю, — всхлипнула Жасмин. Он прав, это настоящее безумие. Она не понимала причин столь неукротимого взаимного желания. Ямал, ее первый муж, обращался с ней как с хрупкой вазой. Рован Линдли был нежным и страстным, как и принц Генри, но такого ей еще не приходилось испытывать. Все эти жгучие, знойные, пылкие ощущения были для нее внове, и в этом бешеном слиянии каждый старался доказать свое превосходство, покорить и укротить другого. Неужели так будет вечно? И хотят ли они этого? Сумеют ли пережить подобное? У Жасмин не было ответа.
Джеймс взял ее руку.
— Как ты можешь говорить, что не любишь меня, после того, что произошло?
— Я не должна любить тебя! Не должна!
— Но ты любишь, — настаивал он, — и я это знаю.
— Я боюсь, Джемми!
Джеймс бережно привлек ее к себе.
— Почему? И не уверяй, что все мужчины, которых ты любишь, обречены.
— Но это так, Джемми, — в отчаянии пробормотала Жасмин. — Сколько раз я пыталась быть счастливой! Все, что мне нужно от жизни, — преданный муж, здоровые дети и свой дом. Когда убили Ямала, я потеряла ребенка, которого носила в чреве. После гибели Рована осталась вдовой с двумя детьми и беременной третьим. В тот раз я едва не умерла. И наконец Генри Стюарт, тот, кому предназначалась корона Англии! Он поплатился из-за любви ко мне!
— Принц скончался от жестокой лихорадки, начавшейся после того, как он, разгоряченный бешеной скачкой, переплыл реку. Это огромное несчастье для его родителей и всей страны, но тут нет твоей вины, пусть даже он и был влюблен в тебя. Ямал-хана предательски умертвили по приказу твоего брата. Пуля, попавшая в Рована, предназначалась тебе, а не маркизу. Да, все эти мужчины погибли, но так, видно, было суждено судьбой. — Он прикоснулся губами к ее лбу. — Мы поженимся пятнадцатого июня, радость моя, и проживем долгую и счастливую жизнь. А теперь скажи, что любишь меня, упрямая девчонка! Я так долго ждал этого признания!
— Вы слишком уверены, милорд, — бросила она.
— Жасмин! — угрожающе прошипел он.
— Я тоже хочу долгой и счастливой жизни с тобой, Джемми, — прошептала она, глядя в его красивое суровое лицо.
— Ты любишь меня? — настаивал он. Жасмин кивнула:
— Да, Джемми, люблю и всегда буду любить.
Глава 7
Роберт Карр, виконт Рочестер, граф Сомерсет терял благосклонность короля и отчаялся настолько, что был готов на все. Граф начинал придворную карьеру скромным пажом. К двадцати годам он стал камердинером и привлек внимание короля Якова, когда тот сломал руку на ристалище. Через год молодой человек получил от короля золотой нагрудный знак, усеянный алмазами. Три года спустя он стал виконтом, и, когда его взор обратился на Френсис Говард, бывшую в то время замужем за графом Эссексом, ничто не могло удержать новоиспеченного аристократа от намерений сделать ее своей женой.
Френсис было четырнадцать лет, когда семья уговорами и побоями вынудила ее идти к алтарю. Они с Робертом Деверо, графом Эссексом ненавидели друг друга. Френсис изменяла мужу с принцем Генри еще до того, как он встретил Жасмин. Потом между ней и Карром вспыхнула тайная страсть. Однако в то время разводы были почти немыслимы. Френсис Говард потребовала признания брака незаконным, поскольку, по ее словам, муж не только не был способен к исполнению супружеских обязанностей, но и не мог ублаготворить ни одну женщину. Конечно, это было откровенной ложью, но король и архиепископ предпочли поверить распутной жене. Брак был признан недействительным, и Френсис вышла замуж за Роберта Карра, к тому времени ставшего графом Сомерсетом. Ей было шестнадцать, ему — двадцать шесть.
Один из друзей Роберта, сэр Томас Овербери, крайне возмущался браком Френсис с ее возлюбленным. Он публично чернил леди, которую от всей души презирал, и даже обратился к королю с просьбой спасти Карра от сетей Френсис Говард. Однако все усилия сэра Томаса пропали втуне, и вскоре после того как счастливая пара соединилась, его арестовали и препроводили в Тауэр. Там он провел следующие несколько месяцев, пока однажды утром тюремщик не нашел его мертвым. Врачи в один голос утверждали, что сэра Овербери отравили.
Потрясенный король назначил расследование, и выяснилось, что сэр Томас попробовал отравленных конфет. Правда, пока было неясно, кто послал смертельное лакомство, но по городу распространились настойчивые слухи, что коробка со сладостями была доставлена из дворца графа Сомерсета. Неизвестно, кто именно решил покончить с сэром Томасом — сам граф или его жена, — если верить стражнику, коробку, обернутую позолоченной бумагой, принес уличный мальчишка. Однако поговаривали, что от посланца тоже избавились, чтобы тот не распустил язык и не назвал имя преступника. Но все знали, что исключительно такой бумагой пользовалась Френсис Говард, рассылая друзьям подарки. Кроме того, мастер-коробочник клялся, что делал такие ящички только для ее светлости.
Конечно, кто-то мог попросту украсть коробку, но многие считали это невозможным. Впрочем, ни графу, ни графине не было предъявлено обвинения в преступлении, поскольку прямые доказательства отсутствовали.
Тем не менее Роберт Карр все же сознавал, что теряет монаршую милость. После разразившегося скандала король все реже призывал его ко двору, подчеркнуто игнорируя прежнего фаворита. Красноватые старческие глазки его величества сейчас загорались при виде двух молодых людей. Джордж Вилльерз, незнатный провинциальный дворянчик, очевидно, пользовался благоволением короля. Как деревенскому простаку удалось привлечь внимание венценосца и получить завидную должность королевского виночерпия, оставалось загадкой для Карра. Недавно Джордж был назначен камер-юнкером. О да, он настоящий красавец — темные сверкающие глаза, каштановые вьющиеся волосы, но Карр не доверял проклятому выскочке. И куда хуже был Пирс Сен-Дени, маркиз Хартсфилд. Прекрасное происхождение, достаточно древний титул, чтобы не искать милости повелителя, однако он умудрился стать достойным соперником Джорджу Вилльерзу. Природа наделила Сен-Дени неотразимым обаянием, и он умел развлечь его величество как никто при дворе. И хотя, по общему мнению, Господь дал Джорджу лик архангела, Сен-Дени был картинно красив, с совершенными чертами лица: идеально прямой нос, большие голубые глаза, четко вырезанный рот и непокорный золотистый локон, падавший на высокий лоб.
Да, эти двое друг друга стоили, но что же оставалось делать Роберту Карру? Как вернуть расположение монарха? Френсис тоже была крайне расстроена таким поворотом событий. Графиня думала, что они будут вечно купаться в лучах королевской благосклонности, — в конце концов, она урожденная Говард! Две ее кузины стали английскими королевами! Правда, несчастливыми и неудачливыми, но все же королевами.
— Как ты мог быть настолько глуп, чтобы взять одну из моих коробочек? — гневно допрашивала она мужа однажды ночью, когда супруги сидели вдвоем в уютной спальне на мягкой кровати. — Неудивительно, что они так быстро узнали, откуда посланы конфеты! Что нам теперь делать, Роб?
— Никто ничего не докажет, — заверил ее муж. — Если, конечно, мы будем держать себя в руках и не впадем в панику. К тому же коробку могли украсть из мастерской. Повторяю, никто ничего не докажет.
— А этот проклятый мальчишка? — допытывалась Френсис.
— Я уже объяснял, что удушил его, когда тот вернулся за платой. И бросил тело в реку. Подумаешь,
