один из безымянных побирушек, каких полно в городе. Никто его не хватится, а если и начнут искать, посчитают, что он сбежал или перешел кому-то дорогу, только и всего. Пойми же, мы приняли все меры предосторожности, и нас не смогут обвинить. Ты отравила конфеты, я позаботился об их доставке. Не тревожься понапрасну, Френсис. Все обойдется.
— Королева запретила мне появляться перед ее очами! Мне не велено входить в королевские покои! Мне! Да я была там частой гостьей еще до того, как королева Анна приехала в Англию. И не важно, Роб, смогут ли они доказать нашу причастность к смерти Овербери! Они знают, что это мы! Говорю тебе, все пропало!
— Это временные неприятности, Френсис, — уговаривал граф. — Король не может без меня обойтись. Яков Стюарт мой друг.
— Зачем ты добивался, чтобы Овербери посадили в Тауэр, Роб?! Кровь Христова! Своим длинным языком он взбудоражил весь город! Разве не я умоляла тебя попросить для него у короля какую-нибудь незначительную должность в Ирландии, а потом без лишнего шума прикончить сумасброда. Можно было бы все свалить на ирландцев! А теперь… удивляюсь, как нас вообще не арестовали! Это мы закончим жизнь в Тауэре, Роб, и все потому, что ты не слушал жену!
— Король меня любит, — упрямо повторил Роберт Карр.
— Любит? — презрительно фыркнула графиня. — Все кончено. Роб! Кончено! Он без ума от Вилльерза и Сен-Дени и озабочен только тем, кого предпочесть. Ты разбил сердце Якова, Роб, и он никогда тебя не простит. Заменит другим фаворитом и лишит своей милости навсегда! А всему виной твоя привычка во что бы то ни стало настоять на своем.
— Ложись спать, Френсис, и прекрати нытье! — рявкнул взбешенный Карр. — Завтра граф Гленкирк возвращается ко двору вместе со вдовствующей маркизой Уэстли. Говорят, они наконец-то должны пожениться. Я ни за что на свете не хотел бы пропустить сцену покаяния Жасмин Линдли!
— Возможно, — задумчиво вымолвила графиня, — это немного отвлечет короля, и он на время забудет о нас.
— Но в таком случае, мы потеряем его расположение! Именно этого тебе хочется, Френсис?
— По крайней мере мы останемся живы! — огрызнулась она. — Не желаю кончить жизнь на Тауэр- хилл6, как мои кузины Энн и Кэтрин.
— Ты слишком беспокоишься, — рассмеялся граф, но на следующее же утро выяснилось, что радовался он преждевременно. Френсис оказалась права. Как только он с женой прибыли ко двору, им было приказано немедленно отправляться домой. Супругам запретили появляться во дворце, велели не выходить из городского дома и дожидаться решения своей участи. Потрясенная чета удалилась, даже не заметив проезжавшего мимо экипажа графа Гленкирка. Несколько дней спустя графа и графиню Сомерсет взяли под, стражу и препроводили в Тауэр.
— Кажется, это Френсис Говард со своим новым мужем? — полюбопытствовала Жасмин, провожая взглядом удаляющуюся карету.
— Не может быть! — покачал головой Джеймс. — Робин утверждает, что он из-за истории с Овербери лишился покровительства короля. Кроме того, его величество увлечен двумя молодыми людьми, недавно появившимися при дворе. Но, думаю, сегодня мы узнаем все придворные сплетни. Неужто Карр оказался настолько беспечен, чтобы отравить врага и так глупо попасться… Правда, я никогда не считал его особенно умным.
— Как я выгляжу? — озабоченно спросила Жасмин вот уже в третий раз с тех пор, как они отъехали от дома.
— Хорошо, — широко улыбнулся Джеймс.
Жасмин твердила, что должна одеться скромно, как подобает кающейся грешнице, но, признаться, подобные намерения были попросту неосуществимы — ей никогда не удавалось выглядеть смиренной скромницей. Слишком она была красива. Слишком элегантна. Слишком горда — настоящая принцесса из рода Моголов. Однако она честно пыталась. Надела неяркое платье темно-красного шелка с широкой юбкой, стянутое в талии. Сквозь разрезы рукавов выглядывал черный шелк. Сужающийся книзу корсаж и лиф с низким квадратным вырезом были расшиты черным янтарем. Шею обвивала длинная нить драгоценных черных жемчужин и еще одна покороче, с которой свисал огромный круглый рубин, известный под названием «Глаз Кали»7, привезенный Жасмин из Индии. Рубины грушевидной формы переливались в ушах. Волосы уложены в строгую прическу, а на ногах — черные шелковые туфельки, украшенные розовым жемчугом. На пальцах сверкало несколько колец с черным жемчугом, рубином и розовой жемчужиной не правильной формы. Джеймс Лесли был уверен, что она возбудит зависть всех женщин и желание всех мужчин.
Сам он оделся в черное и белое, словно дополняя наряд Жасмин. Хотя бы один из них должен выглядеть исполненным раскаяния и искренне просить прощения за все неприятности, доставленные королю.
Пока они медленно продвигались по коридору к залу, где нынче монарх принимал придворных, Джеймс Лесли слышал за спиной возбужденный шепоток.
— Крепись, дорогая Жасмин, — пробормотал он, осторожно погладив узкую ладошку, лежавшую на его рукаве, — сегодня мы словно актеры на сцене и служим всеобщим развлечением.
Король и королева сидели на тронах. Яков Стюарт заметно постарел. Ему исполнилось сорок девять лет. Королеве, довольно миловидной женщине, которую, однако, никто не мог назвать хорошенькой, минуло сорок. Жасмин показалось, что со времени их последней встречи она совсем не изменилась. Порфироносных супругов объединяли только их дети и взаимная любовь к охоте. Каждый жил своей жизнью, но тем не менее они были преданны друг другу. То, что было хорошо для Якова, доставляло радость Анне, и наоборот. И хотя они давно уже не были любовниками, по-прежнему оставались хорошими друзьями.
Яков Стюарт бесстрастно взирал на приблизившуюся пару. Граф Гленкирк отвесил элегантный придворный поклон, вдовствующая маркиза Уэстли присела в глубоком реверансе, слегка склонив гладко причесанную темную головку, и грациозно поднялась. В зале воцарилась мертвая тишина — собравшиеся жадно ловили каждое слово.
— Итак, мадам, вы наконец соизволили вернуться, — начал король, на удивление доброжелательно улыбнувшись. — Я видел ваших деток. Вы прекрасная мать, мадам, ничего не скажешь, причем для всех ребятишек. Наш маленький внук — сильный и храбрый парнишка. Представьте, он говорил со мной по- французски! — Яков Стюарт весело хмыкнул. — И утверждал, что может научить меня индийским ругательствам. Хотел бы я знать, где он успел научиться индийскому?
— Вероятно, от моего управителя Адали, — тихо ответила Жасмин. — Адали частенько напоминает Чарли, что тот — внук двух королей.
— Да, — согласился Яков. — В жилах нашего крошки — герцога Ланди течет кровь монархов, но он рожден в Англии, мадам, и надеюсь, вы не забудете об этом, не так ли?
— Да, ваше величество, и его отец всегда в моем сердце.
Король тяжело вздохнул.
— Ив наших сердцах тоже. Англия потеряла великого короля, но, возможно, если я проживу еще немного, наш второй сын, Чарлз, станет моим достойным преемником.
— О, ваше величество, — откликнулась Жасмин, — уверена, что принц Чарлз, как истинный отпрыск Стюартов, будет могучим правителем. — И, ко всеобщему изумлению, бросилась к ногам короля. Темно- красный шелк раскинулся по ковру красивыми складками. — Ваше величество, умоляю, простите мое неповиновение! Единственным извинением столь недостойному поведению служит моя скорбь по безвременно ушедшему принцу Генри. Я не была готова так быстро вступить в новый брак. Я всего-навсего слабая женщина и в своей короткой жизни много страдала. Теперь я готова исполнить свой долг и стать женой графа Гленкирка. Клянусь, что никогда больше не ослушаюсь своего короля.
Жасмин склонилась так низко, что коснулась лбом королевской туфли, и подождала, пока заговорит монарх.
Король был поражен и одновременно доволен. Молодая женщина признает его власть, хотя сначала пыталась ослушаться. Он очень разгневался, когда она два года назад бежала из Англии. Но недавно Яков увидел внука, и малыш смягчил его сердце. Теперь же бунтовщица, которую он намеревался наказать, публично унижается перед ним. Яков Стюарт как добрый христианин был готов простить обидчицу.
