надсмотрщик, который, позевывая, следил, чтобы заключенные не отлынивали от работы.
Обстановка, царившая в камерах, и вид заключенных женщин привели Квентина в ужас. Разумеется, для него не было секретом, что подобные исправительные учреждения существуют, более того, он признавал их необходимость и важность для благополучного развития общества. Но, увидев воочию нищету и убожество тюрьмы, Квентин был готов пересмотреть свои взгляды на этот счет. Тарквин сохранял полнейшую невозмутимость — это означало, что в его душе клокочет буря негодования. Они подошли к последней, шестой двери в конце коридора. Блоггс, отыскивая в связке нужный ключ, сказал:
— Если ее и здесь нет, тогда я вообще не понимаю, где она может быть. Значит, либо она свихнулась — такое случается — и ее отвезли в лечебницу для душевнобольных, либо она наказана и висит на позорном столбе. Но будем надеяться, что этого не произошло. Видите, к чему приводит простое недоразумение. — Он хмыкнул, словно мысль о том, что судья Филдинг такой же смертный, как и все остальные, а значит, может ошибаться, необыкновенно радовала его. Он открыл дверь камеры и отступил в сторону.
Джулиана ушла в работу с головой, глаза ее не отрывались от чурбана, на котором лежала охапка пеньки. Она вскоре обрела некоторые навыки, и теперь верхние волокна быстрее отделялись от стеблей, обнажая сердцевину. Она ни о чем не думала, кроме выполнения положенной до полудня нормы. Ее ладони давно утратили всякую чувствительность, и Джулиану радовало, что теперь боль не отвлекает ее от работы. Рядом с ней трудилась Лили. В полном молчании и не глядя друг на друга, девушки по очереди подкладывали на чурбан Розамунд готовые охапки. Но, несмотря на все их усилия, руки Розамунд давно превратились в сплошную кровоточащую рану, и на ее пеньковые охапки падали капли крови вперемежку с горючими слезами.
Джулиана перестала думать о том, как спастись от этого кошмара. Она отупела от однообразных движений, шума и нечеловеческой усталости. Девушка не спала уже целые сутки, а закончить работу раньше, чем наступит ночь, ей никто не позволит. Так что делать нечего. Если забыть обо всем и думать только о работе, есть надежда выстоять.
В тот миг, когда открылась дверь, раздался душераздирающий крик. Это кричала Розамунд. Молоток выпал из ее рук и стукнулся о чурбан. Девушка в ужасе посмотрела на свои ладони, потом недоуменно обвела взглядом камеру, как будто впервые осознавая, что оказалась в тюрьме, и через секунду с глухим стоном упала в обморок.
Джулиана бросилась к девушке, Лили за ней. Никто из них не обратил внимания на людей, застывших на пороге камеры. Лили приподняла голову Розамунд и положила ее себе на колени. Джулиана хотела взять ее руки в свои, но не решилась, боясь причинить девушке боль. Теперь Джулиана почувствовала, что все ее тело ломит от усталости, однако мертвенная бледность Розамунд заставила ее позабыть о собственной боли.
— Принесите нашатырь и воды, скорее! — крикнула Джулиана через плечо надзирателю.
— Подумать только! Нашатырь! — хмыкнула Мэгги. — А нюхательная соль для миледи не подойдет?
Джулиана вскочила на ноги и повернулась к глумливой шлюхе с таким яростным видом, что та в ужасе отступила.
— Джулиана! Не усугубляй свое положение.
Она круто развернулась на звук спокойного голоса, и ее бесконтрольный гнев как рукой сняло. Глаза Тарквина светились, как раскаленные угли, около рта залегла суровая складка, у виска нервно пульсировала жилка. Джулиана видела перед собой воплощение ярости — в ту минуту, когда Тарквин убедился, что Джулиана жива и здорова и никакого серьезного вреда ей не причинили, он успокоился и забыл о сострадании, которое испытывал к ней еще полчаса назад.
— Что вы здесь делаете? — Джулиана не могла поверить, что ее уста способны излить на графа столько раздражения и неприязни. В глубине души она жаждала оказаться в его объятиях, почувствовать себя защищенной от всех невзгод и напастей. Она страстно хотела, чтобы он утешил ее, согрел своим теплом, уложил в постель и, завернув в плед, рассказал ей тихую, добрую сказку, одну из тех, какие старые нянюшки рассказывают малышам на сон грядущий. Но Джулиана зачем-то уверила себя, что Тарквин пришел за ней исключительно из собственной выгоды и не хочет отказываться от претворения в жизнь задуманного плана, а не потому, что любит ее и не может без нее жить. И вот теперь он стоял на пороге камеры с холодным, надменным лицом, и каждая клеточка его тела дышала ненавистью к Джулиане. Большего разочарования, которое испытала она при встрече с Тарквином, трудно было себе вообразить.
Джулиана перевела взгляд на Квентина, который стоял за спиной графа. Квентин был проницательнее, нежели его брат: он поймет, сколько тягот и невзгод пришлось ей пережить и как она счастлива, что приход Тарквина положил конец тяжелому испытанию, выпавшему на ее долю.
— Тот же самый вопрос я хотел задать тебе, — ответил Тарквин, входя в камеру.
Он взял ее руки в свои, теплые и сильные, и посмотрел на ее ладони. Волна ненависти к миру, который так жесток к человеку, захлестнула его. Тарквин с трудом удержался, чтобы тут же при всех не покрыть поцелуями эти превращенные в кровавое месиво руки. Необходимо как можно скорее увести Джулиану из этого проклятого места!
— Пойдем, — сказал Тарквин дрожащим от волнения голосом и направился к двери.
Боль, пронзающая ее ладони, была ничем по сравнению с досадой, от которой заныло сердце Джулианы. Неужели он действительно думает, что она уйдет с ним, бросив на произвол судьбы своих подруг?
— Я никуда не пойду без Лили и Розамунд, — сказала Джулиана и подняла с пола молоток. — Они попали сюда из-за меня. Им здесь точно так же нечего делать, как и мне. Эти гнусные потаскухи- трактирщицы предали нас всех, так как же я могу бросить подруг в этом кромешном аду? — Она подняла молоток над головой и с силой опустила его на чурбан, едва не потеряв сознание от жесточайшей боли, огнем опалившей ладони.
— Что?! — Тарквин бросился к ней, не веря своим ушам.
Его брат только улыбнулся при виде того, как неизменно хладнокровный и невозмутимый граф реагирует на слова Джулианы.
Она не обращала внимания на разъяренного Тарквина, а тот, подойдя ближе, увидел распластанное на полу тело Розамунд, растерянное, бледное лицо склонившейся над ней подруги и вдруг устыдился самого себя, вырвал молоток из рук Джулианы и швырнул его в угол.
— Квентин, забери ее отсюда, а я пойду и договорюсь об остальных. — Он поднял Джулиану на руки и передал Квентину, который легко подхватил ее и крепко прижал к груди.
— Я не уйду без них! — кричала Джулиана, вырываясь от Квентина.
— Джулиана, прошу тебя, хоть раз в жизни послушайся меня, — попросил ее Тарквин.
— Не беспокойтесь, — шепнул ей Квентин. — Тарквин договорится, чтобы ваших подруг освободили.
Джулиана внимательно посмотрела ему в глаза, потом перевела взгляд на графа и уверилась в его искренности.
— Розамунд слишком слаба, чтобы идти самостоятельно, — сказала она деловито. — Надо раздобыть для нее носилки.
— Предоставь это мне, — ответил Тарквин. — А сама отправляйся на свежий воздух. Здесь невозможно дышать… Блоггс, на пару слов, — обратился он к начальнику тюрьмы, который, предчувствуя легкую наживу, стал вдвойне предупредительным. Они вместе вышли в коридор, прикрыв за собой дверь.
Джулиана позволила Квентину вынести себя на улицу. Когда они оказались на залитом солнечным светом внутреннем дворике тюрьмы, она полной грудью вдохнула воздух и спросила:
— Вы раньше знали о существовании таких мест, Квентин?
— Да. Но я никогда не бывал внутри, — сдавленно произнес он. Ужас, в который повергла его атмосфера тюрьмы, ледяным холодом сковал ему сердце. Квентин не останавливаясь пронес Джулиану через весь двор к калитке, словно боялся, что пламя ада, из которого им удалось таким чудом спастись, может настичь и опалить их своим дыханием.
— Я не смирюсь со своим поражением, — решительно заявила Джулиана, оказавшись за воротами тюрьмы и твердо встав на ноги. — Я не допущу, чтобы эти проклятые бандерши одержали надо мной
