— Где кто?
— О, не дразни нас, Вариан. Мы уже…
— Деймон имеет в виду леди Иденмонт, — вмешался Гидеон, бросив предупредительный взгляд на младшего брата. — По крайней мере нам известно, что таковая имеется.
— Понятно, — сказал Вариан. — Как я понимаю, Лаклифф и Селлоуби отправились прямиком в Лондон?
— Говорят, они даже не переоделись с дороги, а кинулись в клуб «Брукс». Через два часа известие докатилось до западного конца. В тот же вечер это стало известно в «Олмаксе», а на следующий день меня вызвали в Карлтон-Хаус, чтобы я удовлетворил любопытство его высочества.
— Прости, Гилли. Я был занят другими делами, а то бы предупредил тебя как-нибудь. Извини, что поставил тебя в неловкое положение.
— Да ты что, Гидеон нисколько не смутился, — подтвердил Деймон. — Он так все объяснил, что под конец принц не понимал, какой сегодня день недели! Он послал за врачом и потребовал кровопускания. По ты вернулся, Вариан, значит, большая часть рассказа — правда. Да я и не сомневался. Это другим трудно было смириться. Но ты нам все расскажешь, правда? Мы наконец получили сестру! У нее действительно рыжие волосы и зеленые глаза, как сказал Лаклифф?
— Глаза у нее… совсем зеленые, — заметил Вариан.
— Понятно, — сказал Гидеон. Он старательно подровнял вилку и нож, потом долго и тщательно расправлял салфетку. Деймон откинулся в кресле и устремил голубые глаза на старшего брата. Молчание неприятно затягивалось, и Вариан заговорил:
— И ты побежал из Лондона в погоню. Ты подумал, что я привезу леди Иденмонт на… руины дома предков?
— Ничего такого я не думал, — ответил Гидеон. — Я просто составил компанию Деймону, а то он скитался бы в поисках брата по всему королевству — как будто ты чаша Грааля.
Деймон покраснел.
— Но мы же тебя нашли, правда? К черту, Вариан, я не хочу быть неделикатным, но где она?
— У своей бабушки. — В груди Вариана что-то сжалось, потом больно кольнуло. Он уставился на кляксу соуса возле тарелки Деймона. — Обед остынет, джентльмены. Я все расскажу вам потом, когда хозяйка принесет вино.
На следующее утро они поехали с Варианом в Маунт-Иден, несмотря на его наигранные возражения. Он думал, что хорошо рассказал им свою историю, с ноткой холодной отстраненности. И все же в конце оба выглядели очень серьезными, а в глазах Деймона он с ужасом заметил нечто вроде жалости. Но Деймон был молодой, романтичный, он боготворил ; старшего брата — бог знает почему. Чувства Гидеона были не так прозрачны. Он всегда был более рассудительный. Молчаливый, иногда педантичный, но всегда думающий, спокойный… разборчивый.
Вариан понимал их чувства: они считали, что без моральной поддержки он не вынесет встречи с Маунт-Иденом. И это было нестерпимо: что братья решили поддержать его в трудный час… а он никогда, ни разу не задумывался об их проблемах, их нуждах дольше чем на секунду.
Сейчас они стояли в зале, который прежде был роскошной библиотекой.
Не осталось ни единой книги, ни завалящей брошюры. Стены были ободраны, пол устлан толстым слоем пыли, какими-то обломками и мышиным пометом.
Дом был старый и нуждался в постоянном уходе. Отец Вариана в этом отношении — как и во всех других — был очень добросовестным, пока Вариан не пустился во все тяжкие, что вскоре обернулось долгом в десятки тысяч. Семья была богатая, но ее ресурсы были не безграничны. Чтобы спасти наследника, старому лорду Иденмонту пришлось забыть о спасении дома. После его смерти Вариан окончательно опустошил имение.
То, что он сейчас видел, было результатом десятилетнего небрежения, и все это сделал он.
— Кое за что можно быть благодарным, — сказал Вариан, подняв глаза к потолку. — По крайней мере я могу дать моей леди крышу над головой.
— Управляющие такие эгоисты, — заявил Гидеон. — Они потребуют денег. Все-таки могло быть и хуже, если учесть, что последние годы никто не следил за этим местом. Грязь, конечно, и краску надо кое-где подновить. А вообще-то не так плохо, как кажется.
— Конечно. Все, что нужно, — это деньги, штат прислуги и еще раз деньги. — Он подошел к камину. Внутри валялись отбитые куски известки. — Как я понимаю, камин задумал опрокинуться.
— Просто вынужден был подчиниться закону гравитации.
— Лучше расскажите об арендаторах, — попросил Вариан, не сводя глаз с осколков камина. — Ради вас я еще не заходил к ним. Если бы разъяренная толпа побила меня камнями, наследство досталось бы вам, бедняги, а я знаю, что вы скорее дадите себя повесить.
— О, Гидеон жил в постоянном страхе, что на континенте тебя убьют. — Деймон стоял в балконных дверях, и его голос эхом разносился по огромной пустой комнате. — Когда ты наконец дал себя окольцевать, он пришел в такой восторг, что готов был собственными руками перестроить для тебя имение — и в первую очередь детскую.
У Вариана опять сдавило грудь и кольнуло сердце.
— Извините.
Они смотрели, как он уходит, но промолчали и не пошли за ним. Поднимаясь по лестнице, Вариан слышал лишь собственные шаги. Он ничего не видел, только толстый слой пыли и паутину. До него доносился шорох мышей, в панике разбегавшихся при звуке человеческих шагов. Вариан ничего не узнавал, пока не открыл дверь, которую искал, услышал, как она взвизгнула, и застыл на пороге, глядя на детскую.
Он увидел все сразу. И привалился к дверному косяку.
«Не говори мне, что бедное дитя уже носит ребенка».
— Боже, прости меня, — прошептал он. — О, Эсме, что я наделал?
«…дети. Если Бог будет милостив…»
Он закрыл глаза от нестерпимого горя. Они расстались меньше чем три дня назад, а он уже потерялся, заболел от одиночества, но дело не в этом. Ему некого винить, кроме себя. Он сформировал, изваял этот день за минувшие десять лет. И теперь, когда он наконец-то научился любить, когда он души не чает в прекрасной, храброй девушке, хочет беречь ее и дать ей детей, которых они могли бы вместе растить и лелеять… теперь дьявол смеется и требует платы. Лорд Иденмонт понимал, что его ждет не костер и не сера, даже не смерть. Адом было сожаление.
Адом был завтрашний день.
Вариан прижал руки к лицу и заплакал.
Комната, которую леди Брентмор называла «бухгалтерией», первоначально была кабинетом хозяина дома. Однако весь мир знал, что ее последний муж никогда не был хозяином хоть чего-либо. Его жена была тем мозгом, который правил фортуной Брентмора. Это она вытащила супруга наверх, из посредственного торговца сделала титулованным, преуспевающим человеком.
Сразу после его смерти все претензии на его статус хозяина были уничтожены. Вдова отправила на чердак весь его любимый хлам, покрасила стены в приглушенный каштановый цвет и расчертила их железными полками, которые уставила массивными амбарными книгами. Мебель составляли на диво жесткие стулья и большой письменный стол, за которым она восседала, запугивая банкиров, брокеров и прочих адвокатов, твердой рукой управляя своей грозной финансовой империей.
В эту комнату она привела внуков четыре дня спустя после отъезда лорда Иденмонта и через десять минут после приезда Персиваля.
Персиваль и Эсме сидели на камнеподобных стульях и смотрели, как леди Брентмор изучает письмо наставника Персиваля.
— Взрыв. — Она подняла глаза от густо исписанного листка. — Что ты про себя думаешь — что ты Ги Фоукс?
— Нет, бабушка, — смиренно ответил Персиваль.
— Он говорит, ты распахнул дверцы куриной клетки. Полагаю, мне не следует надеяться, что в это время кур там не было?
