собрание он увидел на площади кучки людей и услышал странные выкрики.
Он подошел к столпившимся и поинтересовался, что за шум.
Собравшиеся передавали друг другу из рук в руки странные брошюры.
Время от времени чей-то голос кричал:
— «Великая измена графа де Мирабо! Великая измена графа де Мирабо!» — Ага! — удивился он, доставая из кармана монету. — Кажется, это имеет отношение ко мне! Друг мой! Почем «Великая измена графа де Мирабо»? — продолжал он, обращаясь к разносчику брошюр; тысячи номеров были уложены в корзины, навьюченные на осла; тот размеренно шел туда, куда ему нравилось, таская на себе целую лавчонку.
Разносчик взглянул Мирабо прямо в лицо.
— Ваше сиятельство! Я раздаю ее бесплатно. Шепотом он прибавил:
— Брошюра отпечатана тиражом в сто тысяч!
Мирабо в задумчивости отошел в сторону.
Бесплатная брошюра! Что бы это значило?
И торговец знает его в лицо!
Несомненно, брошюра была одним из глупых или злобных пасквилей, какие тысячами ходили тогда по рукам.
Излишняя ненависть или чрезмерная глупость обезвреживали ее, лишали ее смысла.
Мирабо взглянул на первую страницу и побледнел.
Там был представлен перечень долгов Мирабо и — странная вещь! — этот перечень был абсолютно точен — двести восемь тысяч франков!
Под этим перечнем стояла дата того дня, когда эта сумма была выплачена различным кредиторам Мирабо духовником королевы г-ном де Фонтанжем.
Затем следовала сумма, в которой выражалось его ежемесячное жалованье при дворе: шесть тысяч франков.
И, наконец далее шел пересказ его разговора с королевой.
В это невозможно было поверить; неизвестный памфлетист не ошибся ни в единой цифре; можно даже было сказать, что он не солгал ни единым словом.
Какой страшный, таинственный, располагающий неслыханными тайнами враг взялся преследовать его, Мирабо, а в его лице — монархию!
Мирабо показалось, что ему знакомо лицо разносчика, заговорившего с ним и назвавшего его «вашим сиятельством».
Он пошел назад.
Осел был на прежнем месте с на три четверти опустевшими корзинами, однако разносчик был другой.
Он был Мирабо совершенно незнаком.
Однако он распространял брошюры с неменьшим усердием.
Доктора Жильбера, почти ежедневно принимавшего участие в заседаниях Национального собрания, особенно в тех, что имели определенное значение, именно случай при вел на площадь в то время, когда там распространялись брошюры.
Занятый своими мыслями, он, может быть, и не обратил бы внимания на этот шум собравшихся, однако Мирабо пробрался к нему сквозь толпу, взял его за руку и подвел к разносчику брошюр.
Разносчик сделал при виде Жильбера то, что он делал все время, когда к нему подходили желающие получить брошюру: он протянул ее доктору со словами:
— Гражданин! Вот «Великая измена графа де Мирабо»! Однако узнав доктора, он замер, как околдованный. Жильбер тоже на него взглянул, с отвращением выронил брошюру и пошел прочь со словами:
— Отвратительное занятие вы себе избрали, господин Босир!
Взяв Мирабо за руку, он продолжал свой путь к Национальному собранию, переехавшему из архиепископства в Манеж.
— Вам знаком этот человек? — спросил у Жильбера Мирабо.
— Да, знаком, как можно быть знакомым с такого рода людьми, — отвечал Жильбер. — Это бывший гвардеец, игрок, прохвост: за неимением лучшего он сделался клеветником.
— Ах, если бы он клеветал… — прошептал Мирабо, прижав руку к тому месту, где раньше было у него сердце, а сейчас остался лишь бумажник с полученными из дворца деньгами.
Помрачнев, великий оратор продолжал путь.
— Как! Неужели вы в настолько малой степени философ, что не найдете в себе сил противостоять подобному удару? — возмутился Жильбер.
— Я? — изумленно переспросил Мирабо. — Ах, доктор, вы меня не знаете… Они говорят, что я продался, а следовало бы сказать, что мне заплатили! Ну что ж! Я завтра же куплю дом, карету, лошадей, лакеев; завтра у меня будет свой повар и полон дом гостей. Свалить меня? Да что мне до моей вчерашней популярности и непопулярности сегодняшней? Разве у меня нет будущего?.. Нет, Доктор, что меня убивает, так это то, что я вряд ли смогу исполнить данное обещание. И в этом вина двора передо мной, а точнее
