Те, кто услышал, пригрозили ей в ответ; вся площадь загудела и взволновалась.
Герцог де Шуазель пришел в отчаяние и, в надежде умереть за монархов, предпринял последнее отчаянное усилие.
— Гусары! — крикнул он. — Во имя чести спасите короля!
Однако в эту минуту на сцену явился новый персонаж в окружении двадцати вооруженных человек.
Это был Друэ; он вышел из муниципалитета, чтобы помешать королю продолжать путь.
— Ага! — вскричал он, наступая на герцога де Шуазеля. — Хотите похитить короля? Вы его сможете забрать только мертвым, это говорю вам я!
Занеся саблю, герцог де Шуазель тоже шагнул навстречу Друэ.
Однако командующий Национальной гвардией был тут как тут.
— Еще один шаг, — предупредил он герцога де Шуазеля, — и я вас убью!
Заслышав эти слова, какой-то человек бросился вперед. Это был Изидор де Шарни: именно Друэ он и подстерегал.
— Назад! Назад! — закричал он, тесня людей лошадью. — Этот человек — мой!
Взмахнув охотничьим ножом, он бросился на Друэ.
Но в то самое мгновение, когда он почти достал врага, раздались два выстрела: пистолетный и ружейный.
Пуля, пущенная из пистолета, угодила Изидору в ключицу.
Ружейная пуля пробила ему грудь.
Оба выстрела грянули одновременно; он оказался буквально окутан дымом и огнем.
Де Шарни протянул руки и прошептал:
— Бедняжка Катрин!
Выпустив охотничий нож, он упал навзничь на круп лошади, а оттуда скатился наземь.
Королева истошно закричала и, едва не выронив дофина из рук, отскочила назад, не заметив всадника, мчавшегося на полном ходу со стороны Дюна; он скакал сквозь толпу по проходу, если можно так выразиться, проложенному бедным Изидором.
Король вслед за королевой скрылся в комнате и задернул занавески.
Теперь не только отдельные голоса кричали: «Да здравствует нация!», не только спешившиеся гусары поддерживали их; теперь ревела вся толпа, а вместе с нею — те самые двадцать гусаров, бывшие единственной надеждой монархии!
Королева рухнула в кресло, закрыв лицо руками и думая о том, что только что на ее глазах Изидор де Шарни погиб ради нее точно так же, как его брат Жорж.
Вдруг в дверях послышался шум, заставивший ее поднять голову.
Мы не беремся передать, что произошло в одно мгновение в сердце женщины и королевы.
Оливье де Шарни, бледный, перепачканный кровью брата, стоял на пороге.
Король впал в оцепенение.
Глава 32. ШАРНИ
В комнате было полным-полно национальных гвардейцев и посторонних, которых привело сюда простое любопытство.
Вот почему королева сдержала порыв и не бросилась навстречу Шарни, чтобы стереть своим платком кровь и шепнуть ему несколько утешительных слов, рвавшихся из самой глубины ее сердца и потому способных проникнуть в душу другого человека.
Вместо этого она лишь приподнялась в кресле, протянула к нему руки и прошептала:
— Оливье!
Он был мрачен, но спокоен; жестом он отпустил посторонних, прибавив негромко, но твердо:
— Прошу прощения, господа! Мне необходимо переговорить с их величествами.
Национальные гвардейцы пытались возразить, что они здесь именно с тем, чтобы помешать королю поддерживать связь с кем бы то ни было извне. Шарни сжал побелевшие губы, нахмурился, расстегнул редингот, из-под которого показалась пара пистолетов, и проговорил еще тише, чем в первый раз, но с угрозой в голосе:
— Господа! Я уже имел честь вам сообщить, что мне нужно переговорить с королем и королевой без свидетелей.
Он сопровождал свою просьбу жестом, повелевавшим посторонним выйти из комнаты.
При звуке голоса Шарни, а также испытав на себе его мощное влияние, граф де Дамас и два телохранителя воспряли духом, изменившим было им ненадолго, и, подталкивая национальных гвардейцев к двери, очистили помещение.
Тогда королева поняла, как мог быть полезен этот человек в королевской карете, если бы не требование этикета, согласно которому его место заняла принцесса де Турзель.
Шарни огляделся, дабы убедиться в том, что остались только верные слуги королевы, и, подойдя к ней
