дворик.
Дворик этот был замкнут со всех сторон и скрывал от чужих глаз потайные комнаты.
Хозяином комнаты, в которую вела потайная лестница из приемной, был, по всей видимости, мужчина. Пол и диваны в ней были устланы роскошными шкурами льва, тигра и пантеры, привезенными из Африки и Индии; казалось, глаза их сверкают, словно живые, а пасти разинуты в злобном оскале. Стены были обтянуты кордосской кожей с крупным пропорциональным рисунком; на стенах было развешано всевозможное оружие, начиная от томагавка Харона до малайского ножа, от шпаги крестоносца до арабского кангиара, от инкрустированной слоновой костью аркебузы XVI века до ружья с золотой насечкой XVIII века.
Тщетными оказались бы поиски другого входа, кроме того, что вел с лестницы; возможно, другие двери и существовали, но они были надежно скрыты от глаз.
Слуга-немец лет тридцати – единственный, кого в эти дни можно было заметить рыскавшим по просторному дому – запер ворота на засов и распахнул дверцу кареты, в то время как невозмутимый кучер распрягал лошадей. Лакей вынес из экипажа спящую Лоренцу и на руках отнес ее в приемную. Здесь он опустил ее на покрытый красным ковром стол и заботливо укутал ей ноги белым плащом, в который она была завернута.
Затем он вышел, чтобы зажечь от каретного фонаря семирожковый подсвечник, и вернулся в комнаты.
Но за то короткое время, пока он отсутствовал, Лоренца исчезла.
Дело в том, что вслед за лакеем в приемную вошел граф Феникс. Он поднял Лоренцу на руки и вынес через потайную дверь, затем поднялся по лестнице в оружейную, тщательно заперев за собой обе двери.
Оказавшись в комнате, он нажал ногой кнопку в углу камина с высоким колпаком. Сейчас же чугунная каминная доска, превращенная в дверь, бесшумно отворилась; шагнув в дверной проем, граф исчез, прикрыв ногой таинственную дверь.
По другую сторону камина он обнаружил еще одну лестницу; поднявшись на полтора десятка ступеней, устланных утрехтским бархатом, он оказался на пороге комнаты, стены которой были обтянуты атласом с вышитыми цветами, казавшимися живыми благодаря ярким краскам и тонкой работе.
Комната была обставлена изящной золоченой мебелью. Два больших черепаховых шкафа, инкрустированных медью, клавесин и туалетный столик розового дерева, прелестная пестрая кровать, севрский фарфор составляли неотъемлемую часть меблировки. Стулья, кресла, диваны, симметрично расставленные на площади в тридцать квадратных футов, довершали убранство апартаментов, состоявших всего-навсего из туалетной комнаты и будуара, примыкавшего к описанной комнате.
Два окна, завешанные плотными шторами, должны были освещать комнату, если бы не поздний час.
В будуаре и туалетной комнате окон не было. Лампы, заправленные душистым маслом, освещали их днем и ночью; невидимые руки поднимали и опускали их через отверстия в потолке.
В комнате царила полная тишина, сюда не доносилось ни шума, ни единого вздоха. Можно было подумать, что она находится в ста милях от города. Только золото мерцало со всех сторон, дорогие картины улыбались со стен, богемский хрусталь переливался разноцветными гранями и искрился яркими огнями. Когда граф опустил Лоренцу на диван, ему показался недостаточно ярким свет, падавший из будуара; он высек огонь из серебряной коробочки, поразившей в свое время воображение Жильбера, и зажег стоявшие на камине розовые свечи, вставленные в два канделябра.
Он вернулся к Лоренце и, опустившись коленом на гору подушек, лежавших на полу возле дивана, произнес:
– Лоренца!
Молодая женщина откликнулась на его зов: она приподнялась на локте, хотя глаза ее по-прежнему были закрыты. Она ничего не отвечала.
– Лоренца, – повторил он, – спите ли вы своим обычным сном или находитесь под действием гипноза?
– Под действием гипноза, – отвечала Лоренца.
– Если я стану вас спрашивать, вы сможете мне отвечать?
– Думаю, что да.
– Хорошо.
После минутного молчания граф Феникс продолжал:
– Посмотрите, что происходит в комнате принцессы Луизы, откуда мы приехали около часа назад.
– Я смотрю в ту сторону.
– Что-нибудь видите?
– Да.
– Кардинал де Роан еще там?
– Его я не вижу.
– Что делает принцесса?
– Молится перед сном.
– Посмотрите в коридорах и на монастырском дворе, не видите ли вы его высокопреосвященства?
– Нет.
– Взгляните, не стоит ли его карета за воротами?
– Нет.
– Проследите за ним вдоль дороги, по которой мы только что проследовали.
– Слежу.
– Вы видите на дороге экипажи?
– Да, очень много.
– Не видно ли в одном из них кардинала?
– Нет.
– А ближе к Парижу?
– Я приближаюсь…
– Еще!
– Да…
– Еще!
– Вот он!
– Где?
– У городских ворот.
– Он остановился?
– Останавливается. Выездной лакей спрыгивает с подножки.
– Он ему что-нибудь говорит?
– Собирается заговорить.
– Послушайте, Лоренца: мне важно знать, что кардинал ему сказал.
– Вы не приказали мне вовремя слушать. Подождите… Лакей разговаривает с кучером.
– Что он ему говорит?
– Улица Сен-Клод в Маре, со стороны бульвара.
– Отлично, Лоренца! Благодарю вас.
Граф написал несколько слов на листе бумаги, обернул его вокруг небольшой медной пластинки, чтобы, очевидно, придать ей вес, дернул за шнурок звонка, потом нажал кнопку, под которой приотворилось окошко, опустил записку, после чего окошко захлопнулось.
Таким способом граф связывался с Фрицем, когда уединялся во внутренних комнатах.
Затем он вернулся к Лоренце.
– Благодарю вас, – повторил он.
– Значит, ты мною доволен? – спросила молодая женщина.
– Да, дорогая Лоренца.
– Тогда я жду вознаграждения. Бальзамо улыбнулся и коснулся губами уст Лоренцы, отчего все ее тело
