оказалась лицом к лицу с фактами, что Реджи серьезно болен и его жизни угрожает нешуточная опасность, что ей сейчас нельзя вернуться домой и неизвестно, увидит ли она дядю когда-нибудь, и что ей придется остаться в Бокаже до тех пор, пока станет безопасно вернуться на Притания-стрит. Все, что ни возьми, складывалось ужасно.
Однако то, что Люсьен признался ей в любви, немного скрашивало жизнь и помогало переносить трудности. Ее радовала мысль о том, что у них с Люсьеном общее будущее. Они провели много часов после того, как занимались любовью, обсуждая переезд в Канаду, его отношения с семьей и многое другое, о чем не могли говорить раньше. Она знала, что он озабочен прощанием с Бокажем, со своей семьей и особенно с отцом. Им предстояло сказать друг другу много неприятного и болезненного, обсудить все, что накопилось за много лет.
Экипаж остановился перед домом, Люсьен вышел первым и с ободряющей улыбкой протянул Энни руку. Она попыталась улыбнуться в ответ, но тут же застенчиво опустила глаза, пока Люсьен помогал выйти из экипажа Саре. Их неожиданный приезд внес суматоху в жизнь обитателей Бокажа, поскольку некоторые члены семьи тут же сгрудились у входа. Вероятно, они все вместе завтракали.
Из-за присутствия в экипаже Сары Люсьен всю дорогу говорил о, ничего не значащих пустяках. Сара была потрясена такой внезапной близостью своей госпожи и Денди Делакруа, но у Энни не было возможности ничего ей объяснить.
Энни подняла глаза и рассмотрела родственников Люсьена, выстроившихся в длинный ряд на галерее. Она могла представить, какое ошеломляющее впечатление произвело на них ее появление. Ведь на людях они с Люсьеном держались очень натянуто, не позволяя себе даже проявлений обычных дружеских отношений.
Люсьен почтительно взял ее под руку и повел к дому. Он держался в манере Денди Делакруа: ступал неторопливо и вальяжно, поигрывая тростью. Впереди застывшей от неожиданности группы его родственников – черноволосых, кареглазых, как и сам Люсьен, – стоял его отец, глава семейства.
Высокий, худой, с густой гривой седых волос, месье Делакруа казался точной, но сильно постаревшей копией Люсьена. Он был красив, но его портило надменное, недружелюбное выражение лица. Он проигнорировал приветливую улыбку Энни и пристально вгляделся в Люсьена.
– Отец, – приветствовал его Люсьен, касаясь шляпы.
– Bonjour, Люсьен. – На губах отца появилась презрительная усмешка. – Чему мы обязаны столь редким счастьем видеть тебя? Что привело тебя в Бокаж?
– Я хочу познакомить вас со своей невестой.
– Это так неожиданно, Люсьен! – воскликнула его мать.
– Да, это правда. – Выражение его лица смягчилось, когда он склонился, чтобы поцеловать мать в щеку. – Я тебя понимаю. Для меня самого было неожиданностью, когда я вдруг понял, что люблю мадемуазель Уэстон. – Он обернулся к Энни с очаровательной, безмятежной улыбкой: – Как это называют американцы? Головокружительный роман, да? – Он снова обратился к матери: – Мама, я надеюсь, вы окажете Энни настоящий радушный прием, которым славятся креольские дома.
– Она останется здесь? – Мать тревожно взглянула на Энни. – Пойми, дело не в том, что я не рада, напротив, но… Люсьен, ведь так не устраиваются помолвки!
– Да, но обстоятельства необычные. Дядя Энни, ее опекун, болен желтой лихорадкой.
Сестры Люсьена стали испуганно перешептываться. Его мать тоже была встревожена, но сочувственно взглянула на Энни. И та почувствовала тепло души этой креольской женщины. Люсьен, должно быть, унаследовал большое, горячее сердце именно от нее.
– Естественно, что Энни не может вернуться домой, пока ее дядя не поправится.
– Да, конечно. – Его мать взяла ее под руку. – Вам сейчас нелегко, дитя мое, я знаю. Я думаю, вы очень привязаны к своему дяде.
У Энни защекотало в носу, а на глаза навернулись слезы. Она всегда очень чувствительно относилась к проявлению сострадания в свой адрес.
– Да, мадам Делакруа, я очень люблю его.
– Бедная девочка, – сказала она.
– Кто ваш дядя, мисс Уэстон? – В их разговор вдруг вмешался резкий голос отца. – Где вы живете?
– Моего дядю зовут Реджинальд Уэстон. Мы живем в доме моей тети на Притания-стрит.
Старший Делакруа приподнял брови при упоминании о Притания-стрит, фешенебельной американской части города. На самом деле его брови стали медленно двигаться, как только она заговорила. У нее было откровенно британское произношение.
– Кэтрин Гриммс – моя тетя, – добавила Энни. Она уже поняла, что произвела на мать Люсьена благоприятное впечатление, и теперь пыталась сделать то же по отношению к отцу. Однако ее последнее замечание могло лишь осложнить ситуацию, поскольку всем в городе было известно, что Кэтрин относится к рабовладению без восторга.
Родные Люсьена смотрели на нее с недоверием и смущением. Его брат, Этьен, косился на нее явно неодобрительно. Энни догадалась, что однажды наступит день, когда юноша придет на смену отцу и займет место хозяина Бокажа. И ему будет на этом месте удобно и хорошо, чего никогда нельзя было ждать от Люсьена.
Немая сцена на пороге стала всем в тягость. Наконец Люсьен нарушил молчание:
– Боже мой, неужели мы собираемся простоять здесь до вечера? Может быть, вы предложите моей невесте прохладительные напитки с дороги, мама? – усмехнулся он, и его глаза лукаво блеснули из-под полуопущенных ресниц. – Возможно, мятный сироп или чашку крепкого английского чаю?
Это замечание вернуло его мать к действительности и побудило вспомнить о долге гостеприимства, столь присущем южанам. В течение следующего часа Энни был оказан максимально радушный прием. Мать и сестры Люсьена восхищались ее платьем, и даже Этьен высказал в ее адрес несколько галантных комплиментов. Затем ее отвели в комнату для гостей и оставили отдыхать до обеда.
Сара направилась на кухню, и Энни была предоставлена самой себе в прекрасно обставленной спальне. Она сильно скучала без Люсьена. В его отсутствие она очень беспокоилась о Реджи. Ей не хватало дяди, Кэтрин, поддержки своей семьи.
Она подошла к окну и выглянула наружу. Из окна открывался вид на подстриженный газон, густую зелень сада, подсобные постройки, окружавшие особняк. Несмотря на то что вокруг было очень красиво, она поняла, почему Люсьен чувствует себя в этом доме чужим. Он вырос здесь, но никогда не чувствовал себя в Бокаже как дома.
Ей тоже было неуютно. Она и Люсьен были похожи и в этом. Ни он, ни она не могли бы стать членами рабовладельческого клана. Наступит день, когда рабство отменят, но расизм, возможно, останется бичом человечества еще на долгие годы. А пока ей с Люсьеном следует найти себе другой дом. В Канаде. Впрочем, прежде необходимо проститься со старым.
Люсьен помедлил немного, не выпуская стеклянную ручку двери в библиотеку. Его встреча с отцом оказалась еще более неприятной, чем он предполагал. Но их разговор был необходим и неизбежен. Отец должен был узнать наконец, каких взглядов придерживается Люсьен.
Для Люсьена это было чем-то вроде очищения, искупления. Правда, он не надеялся найти с отцом общий язык и объяснить, в чем причина различия их взглядах. Однако ему удалось впервые в жизни быть с отцом до конца честным и настоять на своем, как и подобает взрослому, самостоятельному мужчине.
Люсьен вздохнул полной грудью и направился через холл. Взбежав по лестнице через две ступени, он оказался перед дверью временной спальни Энни. Он не стал стучать, а просто вошел внутрь и осторожно прикрыл за собой дверь.
Энни стояла у окна и любовалась окрестностями. Она не обернулась, когда он подошел. Он обнял ее за талию и прижал к себе. Она лишь откинулась назад и положила руки ему на плечи.
– Когда-нибудь мне пришлось бы это сделать, Энни. Я сказал отцу, что отказываюсь от наследства в пользу Этьена. Как ты думаешь, я пожалею об этом в будущем?
– А сейчас ты жалеешь?
– Нет. У меня с этим домом связано много приятных детских воспоминаний, но я ведь могу забрать их с собой.
– Ты… уладил все дела с отцом?
