— Хорошо. Ничего не предпринимайте и ничего не говорите вразрез с моим заявлением, ясно? А ваши оценки оставьте при себе. Само собой разумеется, что дело закрыто и вы им больше не занимаетесь.
— Андервуд, этому делу не суждено быть закрытым на долго,— спокойно произнес Уилсон.— Ты можешь нас выставить за порог и делать какие угодно заявления, но все равно это кончится для тебя неприятностями. Вопрос не решен.
— А я утверждаю обратное. Ждите продолжения, это все, что вам остается делать.
— На Фаунтин-авеню произошло что-то чертовски не обычное.
— Ничего такого, с чем бы не справились наши парни из Тэктикел Петроул Форс.— Его лицо налилось кровью, эта перепалка слишком взвинтила его.— Повторяю: нет ничего такого, с чем нельзя было бы справиться! За исключением, конечно, вас обоих. Вы просто бездари. Собаки... это же курам на смех! Это даже не оправдание и еще менее того объяснение. На меня насел целый город, требуя решения этой проблемы, а вы приносите мне тут всякое дерьмо!
— Ну раз ты считаешь нас некомпетентными сыщиками,— вкрадчиво заявил Уилсон,— почему бы тебе не созвать комиссию по расследованию? Какие у тебя претензии?
— Заткнись и пошли прочь! Вами займутся непосредственные ваши начальники.
— Так будет или нет комиссия по расследованию?
— Заткнись и пошли прочь!
Они повиновались. Даже Уилсон считал, что совещание окончено.
— Я поеду домой,— сказала Бекки во время спуска на лифте в подземный гараж.— Тебя подбросить?
— Не надо. Я пройдусь до Чайнатаун и перекушу там. Увидимся завтра утром.
— Значит, до завтра.
В одиннадцать часов Андервуд выступил с телеэкрана с лаконичным заявлением: окись углерода, одичавшие собаки, предстоящая их травля полицейским патрулем, вопрос прояснен в течение одного дня.
«Ну что за невезуха»,— подумала она.
Уайтлей Стрибер. Оборотни. Продолжение
Глава третья
Слепой Майк О"Доннел ненавидел эту часть своей ежедневной прогулки. От этих улиц так и веяло чем-то зловещим, они были пустынны и таили в себе опасность. Из проходов, тянувшихся к руинам домов, смрадно воняло отбросами и мочой. О"Доннел предпочитал оживление, царившее на расстоянии в несколько жилых массивов отсюда, но его скудные средства не позволяли взять такси, и он был вынужден тащиться по этой унылой дороге пешком. Шум и гам, радостные звуки, некогда, в годы его детства, господствовавшие здесь, постепенно сменились расползавшимся из года в год подобно раковой опухоли мертвящим спокойствием. Сейчас оно охватило почти весь квартал. Оживленно было лишь в одном жилом блоке, где он ютился со своей дочкой, да у станции метро в двадцати минутах ходьбы от него.
Эта двадцатиминутка всегда была ему неприятна, а с каждым днем — все больше и больше. По дороге случалось натыкаться на все виды отбросов человеческого общества — токсикоманов, полоумных, извращенцев. Но несмотря ни на что, он выжил в этой обстановке. Он не сопротивлялся, когда его грабили. Чего ему было терять? Каких-то несколько жалких долларов. Однажды его избили — мальчишки. Он взывал к их милосердию, пытался пристыдить, но напрасно. Они затащили его в пустовавшую коробку и вдоволь над ним понатешились.
Майк был крепким и сильным мужчиной. Таким и нужно было быть, чтобы прожить шестьдесят лет в Бронксе. К тому же у него на содержании находилась горячо любимая дочь! Славная девочка, вот только мужей не умела выбирать. Бог знает, что за типы... от них пахло одеколоном и брильянтином, они вечно как коты кружили по квартире, да и эта их презрительная манера разговаривать... дочь говорила, что они актеры... знаем мы таких артистов... Майк брел на ощупь, выставив вперед палочку, и пытался выбросить подобные мысли из головы. Ему нельзя было возвращаться домой в таком настроении, иначе они снова поссорятся.
Вдруг он уловил какой-то звук, заставивший его вздрогнуть. Казалось, в нем не было ничего человеческого, но с другой стороны, каким же ему быть? Это неслишком напоминало голос человека, но в то же время не настолько соответствовало рычанию, чтобы приписать его зверю.
— Кто здесь?
