Судя по всему, он не шутил. Было четыре часа, а завтракали мы в час; и все же он еще долго требовал отбивных. Потом переоделся в костюм для верховой езды и вышел на веранду. Оседланная лошадь — ту кобылу так и не удалось поймать — не подпускала его к себе. Все три лошади, и без того норовистые, казались обезумевшими от страха — и в конце концов Флит решил остаться дома и чего-нибудь поесть. Стрикленд и я уехали в удивлении. Когда мы приблизились к храму Ханумана, Серебристый вышел и замяукал на нас.
— Он не возведен в сан жреца,— сказал Стрикленд. — Кажется, я с большим удовольствием возложил бы на него руки.
В тот вечер в нашем галопе не было живости. Лошади были вялыми и двигались будто измотанные.
— После завтрака они очень перепугались,— заметил Стрикленд.
И больше до конца прогулки не произнес ни слова. Раза два ругнулся под нос, но это не в счет.
Вернулись мы в семь часов, уже стемнело, однако света в бунгало не было.
— Бездельники мои слуги! — сказал Стрикленд.
Вдруг моя лошадь попятилась от чего-то, лежащего на дороге, и прямо перед ее мордой поднялся Флит.
— Чего это ты ползаешь по саду? — спросил Стрикленд.
Но обе лошади понесли и чуть не сбросили нас. Мы спешились у конюшен и вернулись к Флиту, стоявшему на четвереньках у апельсиновых кустов.
— Что с тобой, черт побери? — спросил Стрикленд.
— Ничего, совершенно ничего,— торопливо и хрипло ответил Флит.— Я тут, понимаешь, занялся садовничеством... ботаникой. Земля пахнет восхитительно. Наверно, отправлюсь погулять... надолго... на всю ночь.
Тут я понял, что с Флитом творится что-то очень странное, и сказал Стрикленду:
— Я не поеду на званый обед.
— Слава богу! — сказал Стрикленд.— Флит, а ну вставай.
Простудишься. Пошли, сядем за стол, зажжем лампы. Мы все обедаем дома.
Флит нехотя поднялся и сказал:
— Не надо ламп... не надо. Здесь гораздо приятнее. Давайте обедать во дворе, поедим отбивных... побольше... с хрящами, с кровью.
Но январские вечера в северной Индии очень холодные, и предложение Флита было безумием.
— Иди в дом,— сурово приказал Стрикленд.— Немедленно.
Флит пошел в дом, и, когда принесли лампы, мы увидели, что он буквально с головы до ног облеплен грязью. Должно быть, он катался в саду по земле. От света Флит съежился и пошел к себе в комнату. Взгляд его глаз был страшен. За ними горел зеленый свет, не в них, а за ними, если вам это понятно, нижняя губа отвисала.
— Сегодня ночью будет суматоха, большая суматоха, — сказал Стрикленд.— Не раздевайся.
Мы долго ждали Флита и в конце концов велели подавать обед. Нам было слышно, как Флит расхаживает по темной комнате. Вскоре оттуда донесся протяжный волчий вой.
Люди запросто говорят и пишут о том, как стынет в жилах кровь, волосы встают дыбом, и тому подобном. Оба эти ощущения слишком ужасны, чтобы суесловить о них. Сердце у меня замерло, будто пронзенное ножом, а Стрикленд побледнел как скатерть.
Вой повторился, и откуда-то с поля послышался ответный.
Тут ужас достиг предела. Стрикленд бросился в комнату. Я за ним, и мы увидели, что Флит вылезает в окно. Из глубины его горла вырывалось звериное рычание. Ответить на наш крик он не смог и только плюнул.
Что было дальше, я толком не помню, но, видимо, Стрикленд оглушил Флита крючком для снимания сапог, дав мне этим возможность сесть ему на грудь. Говорить Флит не мог, он лишь рычал, и рычание было не
