Сложный знак может означать целое предложение иногда. Иероглифическое письмо — наиболее экономная запись речи, языка, — можно комбинировать морфемы, слоги, фонетические знаки.

В 1956 году Ю.В.Кнорозов и Н.А.Бутинов в журнале «Советская этнография» написали небольшую статью, в которой доказывали, что письмо ронгоронго иероглифическое. Это было великое открытие. Кнорозов, прочитавший письменность майя, создал целую систему дешифровки иероглифического письма. Вот к нему в отдел и пришла выпускница филфака Ирина Константиновна Федорова.

— А началось все с самой примитивной работы — посмотреть, разобрать, расписать... Тексты я разбивала на отрывки и составляла словари. Кнорозов предложил составить словари с одинаковыми начальными знаками. Потом со вторым, третьим, четвертым, пятым... Потом с одинаковым финальным, предпоследним и так далее. До умопомрачения. Работа была адская. В итоге — ничего. Ничего не пригодилось. Груды бумаги и уйма времени. Годы...

— А не было таких мыслей: плюнуть на все это и заняться другим?

— Нет. Я решила не торопиться. Я не тот человек, чтобы спешить. Для того, чтобы перейти в наступление на само письмо, надо сделать очень много. Изучить историю. Не только острова Пасхи — всей Океании. Изучить этнографию. Обычаи, уклад жизни, мифы, ритуалы, искусство, все-все. Надо было изучить языки. При дешифровке надо использовать лексику других полинезийских языков — тонганского, самоанского, маркизского, гавайского, маори, таитянского, мангатуамотянского, а также футунанского, реннел- беллонского. Да и других тоже. Представляете, сколько надо было перелопатить словарей?

— Не представляю, — сказал я.

Ирина Константиновна долила мне

еще чаю. В комнате стало совсем светло. За окном падал пушистый снег. Она пошла к книжным полкам и достала кипу пыльных бумаг.

— Что это?

— «Списки Жоссана». Меторо напевал, а епископ судорожно записывал. Вот Томас Бартель и толковал тексты, опираясь на «чтение» Меторо. Просто хватался за какой-то знак. Небо, ага, значит знак рядом — тот, кто живет на небе. Вот есть лодочки, шесть или семь. Значит, это разведчики приехали на остров. Но надо еще доказать, что это — лодочка. Лодочка-то она лодочка, но что она передает? Вот где собака зарыта! Толковать-то можно как угодно, но дешифровка есть дешифровка. Толкуешь один знак, подставляешь в другой текст — ерунда получается. Бартель на этом и попался.

— Так в чем же загадка этих знаков?

— Загадка? На острове Пасхи, куда ни сунешься, — одни загадки. Статуи — загадка, фигурки — загадка, татуировка — загадка, наскальные рисунки — тоже загадка. Вот знаки письма воспроизводят наскальные рисунки. Но этих параллелей не так уж много. Я поразилась, что их немного. Но потом, посчитав морфемы, слоги, поняла, что их и не должно быть много. Вот я так и шла, как по лезвию ножа. Наступала и отступала. И ждала — должно отложиться. Я должна была подкопаться к семантике, к тому смыслу, что стоит за этим знаком. Подкапывалась до потери пульса. Вот начинается ряд знаков со звезды, значит, остальные знаки как-то связаны со звездой. Но как подобраться к знакам, которые за ними стоят?! Это было страшно трудно. Я не думала, что такое может быть — мне казалось, что от мыслей у меня расходятся черепные швы. Я хваталась за голову руками, сжимала виски — все! Надо кончать. Но что поделаешь? Как я столкнулась с этими знаками, так они и сидят у меня в голове...

— Сколько же всего этих знаков?

— Знаков всего 790... Бартель, он очень огромную работу проделал, надо ему отдать должное, он их все расположил по порядку, расписал, оставил лакуны. Прямо как таблица Менделеева. Хотя все знаки «полетели»... То есть, как их толкует Бартель. Что ж... Такова жизнь исследователя. И я была в плену собственных песнопений, в плену звезд. Читаю знаки — звезды, ящерицы, рыбы, чего там только нету. Читаю. Батеньки! да тут песнопения! тут что-то от Зодиака! «Земля и небо яркое, ящерица блестящая, земля блестящая, ящерица белая, блестящая, опоры неба...» Ага! Речь в тексте идет о земле и о космическом объекте — Млечном Пути, который полинезийские народы представляли себе в виде чудовища, акулы, ящерицы. Какие куски, какие песнопения получались!

— И что же?

— А то, что все это очень быстро вылетело! Как только я дошла до последнего знака, наконец-то докумекала, что к каждому знаку надо подходить с величайшей осторожностью, потому что там никакие не рыбы, не черепахи, не ящерицы. Всю предыдущую работу я зачеркнула.

— Что же там было «не так»?

— Да там все на самом деле было не так! Просто я была в плену наших предположений, разговоров, догадок. Но это, видимо, необходимо было пройти. Это как в живописи — художник, который копирует действительность,— еще не художник. Вот когда он отходит от прямого копирования, вносит себя, всего, свое понимание жизни, мира — это уже живопись. И чем дальше он отойдет от объекта, чем больше внесет себя — тем интереснее и нужнее его работа... Я не скажу, что Филонов или Пикассо меня очень увлекают, но это их видение мира, это их особый взгляд. Это особенность человечества.

— И вот этот взгляд на живопись, на творчество помог вам?

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату