тропинку. Красным огоньком тлел конец его сигары. Тут и там, словно огромные зонты, маячили силуэты стручковых деревьев — фламбуанов. В глубине ночи неожиданно послышался глухой топот. Это убегали с дороги спугнутые приближением каравана зебу. Бежали они тяжело, раскачивая горбами и мотая огромными рогами. Но вот они скрылись где-то в кустарнике, и снова опустилась тишина. Опять стали слышны цикады и покрикивания маленькой совы туку-туку.
Небо на востоке уже наливалось стеклянной голубизной, предвестницей зари. Поднялся ветерок и принес аромат разогретой земли и растений. Над самым горизонтом повисло бледно-розовое облако...
Один из верховых хлестнул мула, и тот, цокая копытами, сравнялся с животным Солецкого.
— Доктор Риско, вы? — спросил фоторепортер.
— Я, — ответил верховой. — Хотел вас разбудить.
— Что вы, я и глаз не сомкнул.
— Проезжаем самое красивое место на Кубе, — Сьерра-де-лос-Органос, — проговорил доктор. — Органные горы.
— Горы? — удивился Солецкий. — Мы все время едем, как по столу!
— Увидите, когда взойдет солнце. Они уже всюду.
— Увидите и цвет земли, — обернулся проводник.
— Красная, как терракота, — добавил доктор.
— Мы выращиваем на ней табак, — пояснил проводник.
— Ну, вот! — заметил он что-то впереди. — Речка... Мы почти на месте.
Они въехали в глубь листвы; где-то внизу слышался тихий плеск воды. Влажные, холодные лапы листьев били ездоков по лицу, лианы цеплялись колючками за одежду и тащили назад. Вскоре копыта мулов зашлепали по мелководью. Караван пересек черный туннель с крышей из растений и взобрался на другой берег. Вьюки по бокам животных начали задевать за сухие побеги бамбука, заросли которого быстро поредели, и люди снова оказались на открытом пространстве.
С каждой минутой становилось светлее, лавины облаков на востоке зарделись красным. Над кронами деревьев обозначилась темная волнистая линия — хребты ближайшей цепи известняковых гигантов. Вскоре въехали в новую долину. Было уже достаточно светло, и стало видно плоское дно долины, а в глубине — вздымающуюся над кронами пальм и зонтами фламбуанов огромную плоскую стену, покрытую плотным кожухом растений.
— Моготе Вирхен. Девственная гора, — шепнул проводник. — Там, у подошвы обрыва, — указал он пальцем, — стоит домишко Рамона Эредиа, а неподалеку от него, из-под скал вытекает ручей. Вы действительно собираетесь туда пойти? — добавил он еще тише.
Доктор Риско молча кивнул.
— Вверх по течению? — допытывался проводник.
— Если не будет другой дороги, — ответил доктор. — Надо как-то проникнуть внутрь горы.
— У нас, — покачал головой проводник, — никто не пробовал. Понимаете, сеньор, там нечего искать...
— Но ведь если никто не был... — вставил Солецкий.
— Не смейтесь, сеньор. — Проводник вынул изо рта сигару. — В деревне говорят, будто слышно, как в пещере кто-то играет на гитаре. Подойдите тихо и встаньте в зарослях, там, где вытекает ручей. Кто-то одним пальцем трогает струны.
Первый луч солнца упал на вершину Моготе Вирхен. На фоне небесной голубизны обозначился зеленый край скалы, помеченный тонкими горными пальмочками. Ниже, в плотной гуще листьев, краснели стволы альмасиго, мастиковых деревьев, вцепившихся корнями в каменные полки.
— Сеньор, — продолжал проводник, — туда нельзя идти без оружия... — Он осекся, а увидев движение Солецкого, который положил руку на футляр фотокамеры, пожал плечами, стряхнул пепел с сигары и сказал: — От нее мало толку.
— А мне много и не надо, — ответил фоторепортер.
— Этих птиц, — заметил погруженный в свои мысли Риско, — на нашем острове еще не видел никто. И если они действительно прилетели, их надо искать в глубине пещеры...
