других огузских городов, мы не знаем, по-видимому, не успел развиться.
Второе огузское поселение лежит в двух переходах от первого к северу, в урочище Жизды. Оно открыто автором этих строк. Это наиболее хорошо сохранившийся огузский город. Арк и шахристан его обнесены высокими каменными стенами. С напольной стороны расположен рабад и несколько десятков колодцев. В пределах шахристана высятся стены и около тридцати сложенных из известняковых плит жилых строений. На городище найдены огузская керамика и бронзовая бляха с изображением крылатого львиноголового грифона; находки датируются IX-X веками.
Третья огузская «ставка» существовала в 15 километрах к северу от описанной выше, в урочище Таксанбай. Она была открыта геологом Виктором Прониным и подарена нам — археологам. Эта «ставка» небольшая. Она занимала территорию небольшого укрепленного поселения эпохи бронзы, ныне почти разрушенного эрозией. В верхнем слое найдено незначительное количество керамики огузского времени.
Следующий город, открытый на Устюрте, имел внушительные размеры. Он также обнаружен Виктором Прониным и передан археологам. О его местонахождении геолог не обмолвился ни словом со своими коллегами, в течение ряда лет оберегая целостность городища от любителей древних сувениров. Город также располагался на мысовом выступе. Длина поселения не менее 300 метров. Арк находился на высокой части мыса, шахристан расположен ниже его метров на пять и окружен каменной стеной, которая огораживала не менее двадцати жилищ, сооруженных из камня. Рабад занимал значительную площадь за пределами шахристана. Сейчас он почти весь разрушен оползнями. Городище, которое мы назвали Карагуз, лежит в одном переходе к югу от современного и, видимо, древнего спуска с плато Устюрт близ колодцев Карагуз.
Ни в одном из городищ мы не нашли монет. Видимо, караваны, проходившие мимо, платили хозяевам «ставок» за следование по их территории натурой. Но это лишь предварительные выводы: серьезные раскопки еще предстоят. И тогда мы сможем многое узнать о культуре и быте огузов Устюрта.
Проходя через земли огузов, Рамгулям, как ему советовали бывалые земляки, завязал дружбу с огузским правителем, которому принадлежал один из открытых нами городов. «Синдец» выразил ему особое почтение и подарил отличной работы клинок и три штуки шелка. Здесь шелк был в цене. Подарок был с благодарностью принят, и с этого дня индийский купец находился под покровительством своего нового друга при переходе через Устюрт. На его поддержку «синдец» мог рассчитывать и при возвращении, на обратном пути.
Мы не знаем, как звали правителя этого большого города. Возможно, им был Этрек, который уже упоминался и с которым в 922 году встретился на Устюрте Ибн Фадлан.
Располагая археологическим материалом, мы вправе предположить, что молодая женщина лет 16-18, погребение которой мы исследовали близ огузского городища Жизды, могла задержать свой взгляд на остановившемся у них молодом и красивом индийском купце и что раковины каури, которые входили в ее ожерелье и запястья, были подарены ей далеким чужестранцем. Тем более, что раковины эти родились в прибрежных водах Бенгальского залива... Однако было ли такое знакомство, мы, разумеется, никогда не узнаем. Это предположение, всего лишь дань сентиментальному чувству автора, на мгновение посетившему его, когда он раскапывал погребение столь мало пожившей огузской красавицы.
Спустившись с Устюрта близ последней огузской «ставки», караван вскоре подошел к широкой реке. Река Эмба в этих местах весной очень полноводна. Переправа через нее была опасна. Вначале выслали воинов охраны, которые переплыли реку на лошадях и обеспечили безопасность переправы от гарцевавших невдалеке кочевников. Для переправы товаров были использованы кожаные бурдюки, наполненные воздухом. На плотах, сооруженных из множества бурдюков, перевезли верблюдов и нескольких обессилевших лошадей. Остальные лошади благополучно переплыли реку сами. Однако без жертв не обошлось. Утонул один купец и два верблюда с поклажей: опрокинулся плот.
Не менее опасны были и другие степные реки в период весеннего половодья: Сагиз, Уил. На Уиле, в урочище Ак-Шиганак, нашей экспедиции удалось исследовать одну из таких древних переправ. Ее за несколько лет до нашего появления в этих краях обнаружил зоолог Гурьевской областной противочумной станции Борис Владимирович Трощенко.
Он нашел здесь, близ брода, на песке, серебряную монету — аббасидский дирхем 773-774 годов. Обследуя переправу, мы обнаружили фрагменты среднеазиатской гончарной керамики IX-X веков и бронзовую подвеску в форме головы лошади. Эта переправа — пока единственная, которую исследовали археологи на длинном караванном пути, пройденном Ибн-Фадланом и «синдцем».
До конца пути каравану оставалось несколько переходов. Опасности поджидали его на каждом шагу, особенно когда он двигался по землям башкир. «И попали в страну башкир, — пишет Ибн-Фадлан, — народа из (числа) тюрок, называемого башкиры. Мы остерегались их с величайшей осторожностью, потому что они более других тюрок посягают на убийство. Встречает человек человека, отделяет его голову, берет ее с (собой), а его (самого) оставляет». Обладатель такого трофея считался у башкир отважным и ловким наездником.
Караван, охраняемый бдительными и надежными хорезмийскими воинами, не понес потерь от охотников за головами. Они, как стая голодных волков, поджидали караван у наиболее трудной переправы через реку Урал, в двух переходах к северо-востоку от переправы через Уил. При переправе через широко разлившийся Урал один из купцов, проявивший неосторожность и излишнюю торопливость, погиб. Но охотникам за головами не удалось воспользоваться замешательством, охватившим при этом караван. Трое наиболее дерзких башкирских всадников — при попытке слишком близко приблизиться к каравану в этот момент — были моментально уложены стрелами хорезмийских охранников.
Чем ближе подходил караван к столице Булгарского царства, тем менее опасной становилась дорога.
