Потом в заповеднике начались разговоры, завелся-де лось-людоед, надо отстрелять. Но к счастью, больше он не появлялся.
Нельзя показывать травоядному, что он может быть опасен, идти прямо на него, как нельзя и трусить, убегать, а то еще зверь поиграть захочет. Панютин спокойно воображает дальнейший путь — и свой, и животного: мол, друг друга не задеваем, делить нам нечего. В душах у «людоедов» читает он и спешит на выручку жертве. Знает и здесь подход, знает и объясняет.
Много мудрых животноводческих правил наработано предками, хотя нынешние толкования — часто сказка. Говорят пастушонку: не стегай корову по морде. И толкуют: глаз можешь выхлестнуть.
О том же — крито-микенские игры, известные в древности. Летит бык навстречу юноше, который в последнюю секунду прыгает и делает у него на рогах стойку с переворотом. И — хлопок по крупу.
Что же такое эти забавы, если не остатки первичной техники безопасности, память о тех временах, когда одомашнивали животных? А хлопок по крупу — очень важен.
И еще один пример. Был у Панютина в заповеднике сосед, очень дружил он с животными. Вырастил он как-то бычка, которого взяли потом в племенные. Мужик привык с ним панибратствовать. Идет однажды тот мимо и ревет. А этот ему: ты что, что, Бизон? И ладонью — питомцу в лоб. Итог — сломаны два ребра и два пролета забора.
Писали еще Кювье и Дарвин: домашние животные человека воспринимают как члена своего сообщества, следуя принципу стадности. Собака своего хозяина полагает тоже собакой, только неполноценной: запахи плохо чует, на двух ногах ходит, когда на четырех — гораздо удобнее.
— Так вот, — рассуждает Константин Константинович, — смысл игрищ с быками — выдержать столкновение и остаться победителем. В игре. С себе подобным. Хлопок по заду — это уже будто хищник, который с той стороны нападает. Поэтому и пастушеский бич должен хлестать заднюю треть тела: от удара животное бежит в страхе. А передние две трети привыкли общаться с себе подобными. Вот и Бизон недоумевал: сам же друг пригласил пободаться...
У Панютина тоже случалось — жену раз бычина послал по воздуху метра на три и встал дальше в боевой позе. Хорошо, успел муж прибежать и запустил шагов с десяти пустым ведром по крупу. Тотчас рванул в коровник буян.
К не хочет он больше никого обращать бегство. И даже умеет этого не делать. Ведь задумайтесь: не лоси мы и не медведи, по лесу ступаем тише, но от нас все прячутся, а от них — нет. Просто двигаемся мы неправильно. Звери все переходят с места на место, останавливаются тут и там, у одного куста и у другого, а мы вышагиваем беспрерывно, и это — сигнал тревоги, словно взбесилось животное или бежит от опасности. Волей-неволей пугаются остальные, и нарастает лавина бегства.
Поэтому ходит с некоторых пор Панютин в лесу по-иному. Отшагает метров сто-двести (босиком, конечно) и садится на пенек или стоит, покуривает. Больше видит теперь животных. Вписывается в лесную картину...
В 66-м на Копетдаге все было по наитию. Леопард наверху заревел, а он начал вдруг зрительно проигрывать про себя сцену из «Мцыри»:
Удар мой верен был и скор.
Надежный сук мой, как топор,
Широкий лоб его рассек...
Ко мне он кинулся на грудь;
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Мое оружье... Он завыл...
Рванулся из последних сил...
И не было у них ни победителя, ни побежденного. Оказалось, одной они крови, одного племени. Говорят на одном языке.
Тибетский щит над «Вольфшанце!
