помешивать соус, чтобы тот не подгорел, или взбивать яичные белки в густую пену. Шимейн полагала, что старания Бесс пропадут даром, ибо даже в детстве не могла, представить себя женой человека, которому не по карману содержать полный дом слуг.
Если бы знать заранее, какая судьба ей уготована! Шимейн усмехнулась. Бесс убеждала ее: не стоит быть такой беспечной, ибо девушка не в состоянии предсказать, кто попросит ее руки или кому она отдаст свое сердце… если ей повезет самой сделать выбор. Шимейн не сомневалась, что из ее памяти улетучилось большинство нудных уроков настойчивой кухарки. Но теперь, когда пришло время показать, на что она способна, она решила постараться и припомнить все, чему учила ее Бесс Хаксли. Ничто не побуждает вспомнить о мудрых советах так, как отчаяние.
Шимейн решила приготовить сдобные лепешки. Отбывая наказание в корабельном трюме, она не раз с вожделением вспоминала послеобеденный чай в кругу семьи. Шимейн замесила тесто. Как следует перемешав его, она накрыла квашню чистым полотенцем и поставила поближе к теплому камину, а сама вновь занялась своим туалетом.
Расчесывание упрямых влажных прядей перед камином показалось ей бесконечным и утомительным занятием и отняло гораздо больше времени, чем рассчитывала Шимейн. Ей следовало спешить, драгоценные минуты улетали одна за другой. В отчаянии Шимейн бросилась разыскивать ножницы, чтобы обрезать волосы, но не нашла ничего подходящего, кроме ножа. Одного вида его хватило, чтобы заставить ее отказаться от своих намерений.
Роясь среди вещей в сундуке, она нашла щетку с несколькими светлыми волосками, запутавшимися между зубьев. Хотя хозяин разрешил брать любые вещи, у Шимейн не поднялась рука уничтожить эту бесценную частицу воспоминаний. Она принялась осматривать мужские вещи — большая часть одежды и белье, аккуратно сложенные, лежали в шкафу. В глубине шкафа она обнаружила узел с чистыми измятыми рубашками из более тонкого полотна, чем домотканая одежда, которую носил Гейдж. Он, очевидно, пролежал там долго — ткань пропиталась запахом дерева. Каким бы приятным ни был этот запах, Шимейн решила первым делом выстирать, накрахмалить и отутюжить для хозяина эти рубашки. Будет ли он носить их или нет — решать ему, но по крайней мере у него появится выбор.
Дождь вновь припустил вовсю, и Шимейн, не зная, ускорит или затруднит ливень возвращение мистера Торнтона, не осмелилась тратить лишнее время на свою прическу. Наконец отыскав щетку на туалетном столике, она вымыла ее и старательно причесалась. Густые пряди были еще чуть влажными, когда она заплела их в две косы и уложила узлом на затылке. Еще раз быстро вымыв и вытерев щетку, она положила ее на прежнее место, надеясь, что хозяин ничего не заметит.
Как и предсказывал Гейдж, оба платья оказались чересчур длинными и туго обтягивали грудь Шимейн. Она поразилась, с какой точностью Гейдж оценил ее размеры, руководствуясь только воспоминаниями о жене, умершей больше года назад. Вытачки на лифе придется распустить, решила Шимейн, а подол укоротить, когда у нее появится время. Она выбрала зеленое платье — оно было чуть покороче. Надев туфли, Шимейн обвила щиколотки тонкими сыромятными ремешками и завязала их узлом, чтобы обувь держалась на ногах. Увидев, как покраснели и распухли ее щиколотки, натертые кандалами, Шимейн поморщилась, представляя, во что превратит их прикосновение кожаных ремешков.
Взглянув на тесто, Шимейн с облегчением убедилась, что оно поднялось как следует. Она добавила еще муки, вновь придвинула квашню к камину и занялась уборкой.
Как только тесто поднялось во второй раз, Шимейн стала печь лепешки над огнем. Вознамерившись порадовать нового хозяина легкой и аппетитной полуденной трапезой, она заварила чай, надеясь, что ко времени возвращения Гейджа чай не успеет остыть, а лепешки — зачерстветь.
Несомненно, давние уроки благодаря постоянным повторениям прочно врезались в память Шимейн — лепешки удались на славу. Впервые в жизни девушка пришла в восторг, увидев плоды своего труда, и преисполнилась благодарности к требовательной и строгой Бесс Хаксли. Если бы только она с таким же успехом припомнила все скрупулезные наставления Бесс!
Стук шагов на веранде оторвал ее от размышлений. Услышав три быстрых удара в дверь, Шимейн вскочила. Оставив несколько лепешек подрумяниваться на железном противне, Шимейн бросилась к порогу, подняла засов и широко распахнула дверь, впуская насквозь промокшего хозяина.
На обратном пути домой Гейджу Торнтону приходилось укрывать плащом сына, которого он нес на руках, и большую корзину с едой, висящую у него на локте. Войдя в дом, он толкнул дверь плечом и с глухим стуком опустил корзину на стол возле входа, прежде чем наконец сбросить плащ. Заметив в доме незнакомую женщину, мальчик прижался к плечу отца, мгновенно оробев и не желая спускаться на пол, но аромат свежего хлеба, наполняющий комнату, заставил его перевести взгляд янтарно-карих глаз на камин.
— Папа… Энди хочет есть.
Аппетитный аромат завладел и вниманием Гейджа, и тот, поставив сына рядом с собой, вопросительно уставился на противень, вытаскивая полу промокшей рубашки из-под пояса кожаных штанов.
— Чем это так вкусно пахнет?
— Я вспомнила, как печь лепешки, — объявила Шимейн с робкой и вместе с тем горделивой улыбкой.
Но все, что она собиралась добавить, вмиг вылетело из головы, когда Гейдж снял с себя мокрую рубашку и бросил в деревянное ведро, стоящее у двери. Вид его тонкой талии, широкой груди и мускулистых плеч взволновал девушку, которая за время редких появлений на палубе «Гордости Лондона» успела насмотреться на грузных и узкоплечих матросов: обнаженные до пояса, они расхаживали перед женщинами и явно мнили себя образцами мужской силы и красоты.
Гейдж Торнтон был великолепно сложен — пожалуй, лучше всех мужчин, которых довелось повидать Шимейн. Он, казалось, не подозревал о притягательности своей внешности и смятении, в которое поверг служанку. Шимейн не могла припомнить, чтобы когда-нибудь ее брало за живое то, как мужчина снимает рубашку. Она вдруг подумала, что, если не считать ребенка, оказалась наедине с незнакомцем впервые в жизни. Любую настоящую леди сложение Гейджа привело бы в трепет и заставило насторожиться, если бы, подобно Шимейн, она по воле обстоятельств оказалась во власти этого мужчины.
Смущенная собственным нескрываемым восхищением, с которым она разглядывала слегка поросшую волосами грудь и широкие плечи Гейджа, Шимейн, не желая быть пойманной с поличным, повернулась к камину.
— Думаю, вам и Эндрю понравится чай с лепешками, — робко проговорила она.
— Сейчас я переоденусь и присоединюсь к вам, — живо отозвался Гейдж и поспешил в спальню. До сих пор его огорчало только то, что новая служанка не умеет готовить. Теперь, увидев, что Шимейн умеет больше, чем предполагалось, он вздохнул с облегчением. Если она умудрилась так быстро испечь лепешки, распространяющие соблазнительный запах, значит, научится и всему остальному.
— Папа! — вскрикнул в тревоге Эндрю, увидев, что отец уходит. Метнув в сторону Шимейн панический взгляд широко открытых глаз, малыш бросился в спальню.
Шимейн заулыбалась, услышав, как Гейдж успокаивает плачущего сына.
— Все хорошо, Энди. Шимейн будет жить с нами и заботиться о тебе, пока папа делает сундуки и столы…
— И большую лодку, да? — спросил мальчик сквозь слезы.
— И большую лодку тоже.
Шимейн поставила чайник на стол, нашла в буфете чашки с блюдцами, две десертные тарелки, ложки и вазочку с джемом. Спустя минуту Гейдж вышел из спальни, неся на руках сына. Он переоделся в темно- коричневые брюки и рубашку с широкими рукавами из домотканого полотна. До ареста Шимейн восхищали щеголи, одетые по последней моде. Морис умел элегантно одеваться и выглядел неотразимо в черных шелковых сюртуках, модных жилетах и панталонах. При его темных глазах и волосах поразительный контраст между черными шелковыми одеяниями и белоснежными рубашками и чулками был особенно заметен: Морис без труда заставлял женские сердца трепетать в немом восторге. Но теперь, когда новый хозяин предстал перед Шимейн в обычной рабочей одежде, она удивилась, вспоминая, как могла любоваться изнеженными лордами в шелковых чулках.
Гейдж усадил ребенка на высокий стульчик, повязал ему нагрудник и сам устроился на скамье слева от Эндрю. Шимейн нагнулась над столом, ставя в центр тарелку с лепешками. Гейдж поднял голову, желая
