С упоением раскачиваясь, Эндрю картаво подражал возгласам погонщика, которого однажды видел:
— Живей пошевеливайтесь! Эге-гей! Быстрее, ленивые мулы!
Шимейн и Гейдж рассмеялись, глядя на разыгравшегося малыша со взъерошенными после сна кудрями.
— Еще одно свидетельство ваших многочисленных талантов, мистер Торнтон? — спросила Шимейн, указывая на деревянную лошадку.
Гейдж коротко кивнул, не желая мешать сыну. Подняв руку, он поманил Шимейн за собой в задний коридор. Когда она подошла поближе, он отставил в сторону горшочек с мазью и бережно усадил Шимейн на табурет. Некоторое время он вглядывался в ее лицо, а затем тихо промолвил:
— Когда вы появились в этом доме, Шимейн, я говорил вам, что вскоре собираюсь в Уильямсберг. До сих пор поездка откладывалась, но вчера я получил известие, что дом моего заказчика достроен и ему нужна мебель. Если успеете набраться сил, через две недели мы с вами, Эндрю и моими работниками отправимся в путь.
— К тому времени рана заживет, и я смогу присматривать за Эндрю, мистер Торнтон.
— За время пребывания в Уильямсберге я хотел бы разрешить еще один, чрезвычайно важный для меня вопрос… конечно, если вы не против…
— Не против? — переспросила Шимейн и удивленно нахмурилась. — Почему вы спрашиваете согласия у меня, мистер Торнтон?
— Об этом нам надо поговорить сегодня же, и, умоляю вас, дайте ответ как можно быстрее — я не успокоюсь, пока не узнаю его.
Внешне Шимейн казалась сдержанной, но внутри у нее все оборвалось. Гейдж начал беспокойно вышагивать по узкому коридору, и девушка поняла, что предстоящий разговор будет серьезным. Неужели он решил продать ее? Понял, что из-за угроз Поттса она представляет опасность для его семьи?
— О чем же вы хотите поговорить со мной, мистер Торнтон? — осторожно спросила Шимейн.
Гейдж порывисто шагнул к ней.
— Я не шутил, говоря, что обдумываю, стоит ли взять вас в жены. Еще до появления на борту «Гордости Лондона» я долго размышлял о втором браке. Эндрю нуждался в няне, а я — в жене. Как я уже объяснял, в округе ощущается недостаток молодых незамужних женщин. Те из них, кто не прочь выйти за меня замуж — например, Роксанна, — меня не привлекают. Отправляясь на корабль, я не надеялся, что мне повезет и я отыщу умелую няню и жену. Но я ошибся, Шимейн. Вы оправдали все мои ожидания.
Шимейн воззрилась на Гейджа, совершенно ошеломленная его откровением.
— Вы хотите жениться на мне?
В ее голове беспорядочно завертелись мысли. Она пыталась понять Гейджа. Наверняка он знал, каковы последствия брака с женщиной, имеющей запятнанную репутацию. Прежде Шимейн казалось, что Гейдж готов сделать ее любовницей — ведь для этого ему не пришлось бы прилагать никаких усилий, а все намеки о браке она считала насмешками.
— Что это взбрело вам в голову, мистер Торнтон? Завидев меня, честные люди гадают, какое преступление я совершила, строят немало догадок — как о моем прошлом, так и о настоящей жизни в вашем доме. Вы же видели, как повел себя Сэмюэл Майерс, заметив меня на балу. В эту страну меня привезли в кандалах, сэр, и, взяв меня в жены, вы станете отверженным. «Муж каторжницы» — будут шипеть вам в спину. Несомненно, миссис Петтикомб оповестит весь город, что почтенным семействам не следует принимать меня. Вряд ли мне удастся объяснить ей или другим сплетницам, что я ничем не заслужила ареста. Вы готовы смириться с такой участью?
Гейдж недоверчиво уставился на нее:
— Неужели вы всерьез считаете, будто меня заботят слова или мысли этой женщины? Альма Петтикомб настолько чиста в собственных глазах, что не понимает, как она зла и коварна. Она клевещет на невинных, и когда-нибудь длинный язык доведет ее до беды. Не беспокойтесь, Шимейн. Нельзя допустить, чтобы она препятствовала вашему решению. Вы должны принять его по своей воле, ничего не боясь. Наш брак касается только нас двоих, и никого больше.
Взяв Шимейн за руку, Гейдж вгляделся в зеленые глаза, пытаясь прочесть в них хотя бы намек на отказ, но ничего не заметил.
— Шимейн О'Хирн, я сочту за великую честь, если вы примете предложение и станете моей женой.
— Значит, не боитесь брать в жены каторжницу? — изумленно спросила она. Ей казалось, что она пробуждается после долгого сна. — Не станете жалеть о том, что поспешили?
— Вы будете моей женой, Шимейн, а все остальное не имеет значения, — заявил Гейдж. — Здесь, в колонии, слухи быстро устаревают и забываются. Прозвища «каторжник», «мошенник», «вор» исчезают в короткий срок — за исключением тех случаев, когда их специально повторяют, чтобы напомнить людям о былых проступках. Поженившись, мы станем такой же парой, как любые супруги в городке.
— Правда? — робко спросила Шимейн. Представляя себя невестой, она только сокрушалась о том, что очень похудела. — И мы будем близки, как другие пары?
На этот раз пришла очередь Гейджа удивляться и хмуриться.
— Что вы имеете в виду, Шимейн? Хотите, чтобы я отказался от своих супружеских обязанностей?
— Ничего подобного я не жду, мистер Торнтон, — вспыхнула Шимейн, — но я сильно похудела… на меня неприятно смотреть, если я…
— Если вы раздеты? — закончил за нее Гейдж, чувствуя смущение девушки. На миг он перевел взгляд на ее грудь, удивляясь, почему стесняется Шимейн. Гейдж считал ее самой прекрасной из женщин, каких когда-либо видел. — Если вы настаиваете на воздержании, Шимейн, лучше совсем забыть о браке: для меня невыносимо видеть вас рядом, желать вас… и понимать, что близость невозможна. Я мужчина, Шимейн, а не монах. И жажду вас так, как может мужчина жаждать женщину. Думаю, вы и сами это поняли. А если вас смущает собственная худоба — поверьте, для меня она не имеет значения. Я хочу вас такой, какая вы есть! Если до свадьбы вы не успеете оправиться от ранения, моих сил хватит на двоих. Я буду осторожен, не причиню вам боли и постараюсь не убить ваши нежные чувства в зародыше. Итак, я прошу вас, моя дорогая Шимейн, считать меня серьезным претендентом на титул вашего мужа во всех смыслах этого слова.
— Вы меня совсем сбили с толку, мистер Торнтон, — отозвалась Шимейн, с трудом отогнав мысли о прикосновении к стройному телу Гейджа. Неужели она будет лежать в постели рядом с Гейджем? Теперь, когда она собственными глазами видела нагого мужчину и восхищалась им, она наконец-то поняла смущенные объяснения матери о том, что происходит между мужем и женой.
Подняв руку, Гейдж нежно провел кончиками пальцев по ее щеке.
— Так вы будете моей женой, Шимейн?
Шимейн вспоминала, с каким торжественным и напыщенным видом тот же вопрос ей задал Морис дю Мерсер, однако тогда ее сердце не билось столь стремительно, как во время простого, но волнующего предложения Гейджа. Шимейн понимала: согласившись на замужество с колонистом, она обрекла бы себя на долгую жизнь в колонии, а не только на семь лет каторги. Она по-прежнему мечтала увидеться с родными, но если эта мечта была вполне оправданна, то желание выйти замуж в Англии покинуло Шимейн. Гораздо сильнее ее влекла жизнь в этом доме, с мужчиной, пробудившим в ней страсть. Пока она не любила его, только пылала желанием, а обуздывать это желание долгих семь лет ей было не под силу.
Шимейн медленно кивнула:
— Да, мистер Торнтон, я буду вашей женой во всех смыслах этого слова.
Гейдж просиял.
— Мы можем пожениться в Уильямсберге, — предложил он. — К тому времени вы поправитесь, а к вечеру мы вернемся домой и проведем первую брачную ночь здесь.
— Как вы сочтете нужным, мистер Торнтон. — Несмотря на все попытки сохранять спокойствие, голос Шимейн дрогнул.
Гейдж нежно поцеловал ее в губы и отстранившись оглядел блестящими глазами:
— Почему бы тебе не начать звать меня Гейджем? В конце концов, скоро я буду твоим мужем.
— Гейдж… — со вздохом произнесла Шимейн, и он вновь прильнул к ее губам, но на этот раз поцелуй длился гораздо дольше. Сердце Шимейн лихорадочно забилось, в глубине тела вспыхнуло пламя, как недавно вечером. Внезапно захотелось, чтобы две недели пролетели как можно быстрее.
