насторожить. Но Кат с Латифой все еще не покидало радостное возбуждение.
— Где вы были? — спросил визирь. — Я вернулся из Ени-Сарая и обнаружил, что мой дом пуст.
— Мы ездили в гости к Эстер Кира, мой господин, — весело ответила Латифа. — А она пригласила нас в старый Эски-Сарай, и мы показали Инчили, где жила великая Чира Хафиз. Прогулка была восхитительной, и спасибо вам за разрешение пойти.
— Я провел полдня в одиночестве.
— Мой господин Чика, — задиристо начала принцесса, подняв к нему лицо и торжествующе улыбаясь, — у вас самый знаменитый гарем во всей империи после моего кузена султана, конечно. И я не могу поверить, что вы томились чем-либо иным, как не выбором.
Безо всякого предупреждения рука визиря взметнулась и ударила Латифу по лицу. Ошеломленная, принцесса только охнула, и глаза ее наполнились слезами.
Невозмутимые рабы затаили дыхание: ведь было известно, что Чикалазаде никогда не бьет свою жену. И только Кат налетела на визиря, принявшись яростно колотить его по груди.
— Как вы смеете ее трогать! — кричала она. — Латифа вам ничего не сделала! Вы жестоки и несправедливы!
Теперь уже по-настоящему испугавшись, принцесса попыталась было оттянуть Кат назад.
— Нет! Нет! Инчили, ты должна попросить прощения у моего господина Чика! — И она попробовала опустить шотландку на колени. Кат отвернулась от визиря и нежно тронула щеку подруги. На покрасневшей коже белел отпечаток руки.
— Никогда! У него нет права бить тебя!
— Он имеет полное право, — заявила Латифа, отчаянно пытаясь успокоить гнев, который уже закипал в серо-голубых глазах Чикалазаде, — Он наш господин и повелитель. Мы ничто, кроме того, чем он нас делает, Инчили.
— Неужели ты и в самом деле в такое веришь? — вскричала Кат.
Латифа повернулась к визирю и встала на колени.
Он протянул ногу, и голова принцессы коснулась носка его сапога.
— Простите дерзость мою, господин. И простите также и вторую вашу жену. Инчили плохо еще знакома со здешними обычаями, и знаю, она не хотела ничего дурного.
Чика ласково погладил ее по голове.
— Прощу ее ради тебя, дорогая. Но все-таки она должна быть наказана, а иначе и остальные в моем доме посчитают меня слабым хозяином. — Он коротко кивнул, и двое евнухов ухватили Кат под руки. — Отведите ее к столбу наказаний и приготовьте к порке.
— О мой господин! — зарыдала Латифа, поднимая залитое слезами лицо. — Пожалуйста, не стегайте Инчили. Она моя подруга!
Визирь кивнул еще одному евнуху.
— Отведи госпожу Латифу в ее покои, — негромко приказал он.
В испуге принцесса подчинилась. Евнухи вытащили Кат на середину двора и, стянув с нее жакетку, привязали цепью между двумя столбами. Кисейную блузу тоже сорвали, обнажив не только длинную прелестную спину, но и полные груди. Визирь неспешно приблизился и молча встал радом. Казалось, прошла вечность. Затем, безжалостно ухватив Катриону за волосы, он оттянул ее голову назад и тихо сказал:
— На этот раз наказание будет нестрогим, но никогда больше не смей меня ослушиваться, будь то прилюдно или нет. Я обожаю тебя, драгоценная, но не дам подвергать себя позору. Поэтому сегодня наказывать стану сам лично. Если согласишься попросить прощения, то я сразу закончу. Иначе получишь все двадцать плетей.
Посмеиваясь, он склонился и яростно ее поцеловал.
Она закусила губу до крови.
— Сучка.
Паша отпустил ее голову, и Кат услышала, как он пошел обратно. Осман с орудием кары уже стоял наготове.
— Дурак! — отругал его визирь. — Сложи кнут. Я не хочу, чтобы кожа у нее стала как у крокодила.
Ждать было ужасно, и сердце Кат неистово колотилось от страха и ярости. Визирь несколько раз попробовал хлыст в воздухе, и от каждого щелчка внутри у нее все переворачивалось. Затем раздался резкий свист, и на спину лег первый удар. Она снова закусила губу до крови. Третий удар извлек из нее тихий стон, а пятый — слабый крик. Наконец Кат завизжала, не в силах выносить жестокую боль. Ибо паша вовсе не церемонился, спина у нее горела огнем, каждый удар усугублял страдания. Однако она не желала просить прощения. Наконец Катриона лишилась чувств. Но сразу подбежал Осман и замахал над ней жженым пером, чтобы снова вернуть к страшной действительности.
— Несчастная женщина, — ликовал он, — ты не избежишь наказания!
С трудом очнувшись, Кат встретила его ледяным взглядом. Донесся голос Хаммида:
— Ты зря ее злишь, Осман. Госпожа Инчили не вышла из милости и вряд ли выйдет. Она просто проявила непослушание.
Затем лицо главного евнуха оказалось у нее перед глазами.
— Уступи ему, дочь моя.
Кнут снова впился в ее горящую спину.
— Никогда! — только и сумела выдохнуть Катриона, и вновь тьма беспамятства поглотила ее.
Хаммид покачал головой, а затем крикнул:
— Она жаждет вашего прощения, мой господин.
Встретив взгляд главного евнуха, Осман побоялся опровергать эти слова.
— Освободить, — велел Чикалазаде-паша, — и пусть немедленно позаботятся о ее спине. Сегодня я жду Инчили у меня.
Кат отнесли в ее покои, где уже ждала Латифа вместе с Сюзан. Лицо служанки было белее полотна. Она осторожно сняла с измученного тела остатки одежды, и непокорную уложили на постель животом вниз. Спина ее превратилась в месиво кровавых рубцов. Сюзан заплакала.
— Как он мог? Как он мог? Никто никогда не обращался так с моей госпожой! Никто!
— Не плачь, девочка, — ласково сказала Латифа. — Это только выглядит страшно. Посмотри, кнут был сложен, и кожа не повреждена. Шрамов не будет, а через несколько дней исчезнут и боль, и рубцы.
Сама принцесса бережно омыла раны прохладной водой и, едва касаясь рубцов, втерла в них бледно- зеленую мазь.
— Это особый бальзам, — объяснила она Сюзан, — который несколько снимет боль. Теперь посиди рядом со своей госпожой, пока я не вернусь.
Латифа побежала по дворцовым коридорам в покои мужа.
— Прошу позволения поговорить с вами наедине, — смиренно молвила она.
Отослав рабов, визирь жестом пригласил ее сесть рядом.
— Я сама обработала раны Инчили, господин, но ваша вторая жена не сумеет услужить вам по крайней мере два-три дня. К ней все еще не вернулось сознание, и ее слегка лихорадит. Наказать так жестоко, Чика! Если бы кнут не был сложен, то ты бы мог забить ее до смерти.
— Она оправится? — с тревогой спросил паша. Лицо его сразу стало озабоченным, и сердце у Латифы сжалось. «Эстер Кира права», — подумала принцесса. — Я не хотел причинять ей страдания, но она вела себя так дерзко! Не захотела просить прощения, пока ей не отвесили одиннадцать ударов.
— А что ты ожидал, Чика? — негромко спросила Латифа. — Ты же не какую-то нежную девушку взял. Это гордая европейская дама, которая привыкла говорить что думает. Я пытаюсь научить ее нашим порядкам, но на это нужно время. Так что будь с ней терпелив.
— Тебе она нравится. Я рад! Рад, что вы подружились.
— Да, мы подружились, Чика. А теперь, пожалуйста, мой господин, дайте ей несколько дней, чтобы залечить и спину, и душу. Боюсь, что на этот раз вам придется довольствоваться своим гаремом. С тех пор как появилась Инчили, он у тебя в постыдном забвении, и там зреет нешуточный бунт. Хаммид тебе расскажет!
— Очень хорошо, — согласился визирь с кислым видом. — Даю ей три дня. Потом я жду ее у себя в постели, послушную и покорную моей воле.
