время. — Он передвинул лежавшие на краю стола бумаги. — Это не входило в мои намерения, но пришлось поднять паруса сегодня утром, и потому я не смогу доставить вас домой, пока мы не вернемся в безопасную гавань.
Он отошел от стола, и Оливию поразил его высокий рост: голова Энтони почти касалась потолка каюты. Закатанные до локтей рукава белой рубашки открывали красивые, бронзовые от загара руки. Держался он свободно, почти беспечно и, несмотря на необычайную стройность и худобу, внушал уважение к себе. Судя по всему, он ничего не делал просто так.
Это его руки касались ее тела. Они поднимали, смазывали, поддерживали ей голову, когда она пила горький напиток, погружавший ее в сон. По спине ее вновь побежали мурашки, и она залилась румянцем — лучше бы уж ничего не помнить.
Энтони продолжал непринужденно болтать, стоя где-то сзади. Хорошо, что она не видит его глаз — воспоминания о том, как он ухаживал за ней, с необыкновенной отчетливостью всплыли у нее в голове.
— Утесы в этой части острова очень опасны. Здесь много прикрытых растительностью глубоких расщелин и провалов. Один неверный шаг, и… Полагаю, вас так увлек греческий, что вы не заметили, как ступили на обрыв. Впрочем, вам повезло. Упав в расщелину, вы соскользнули прямо к ногам одного из моих караульных у подножия утеса.
Оливия отбросила волосы с лица.
— Когда?
— Три дня назад. — Он принялся тихо насвистывать. Три дня! Она лежит здесь уже три дня!
— Да как же… Фиби… все остальные… они сойдут с ума! — воскликнула Оливия. — Вы сообщили им?
— Нет. Возникли определенные трудности, — ответил он спокойно. — Но мы найдем способ вернуть вас домой, как только представится возможность.
Отца сейчас дома не было. Он опять уехал на войну. Шотландцы ведь угрожают перейти границу и освободить заключенного в тюрьму короля Карла, а по всей стране то и дело вспыхивают восстания роялистов. Спорадические и плохо организованные, они тем не менее представляют серьезную угрозу и отодвигают окончательную победу парламента. Но если отправившийся на войну лорд Гренвилл ничего не знает о пропаже дочери, то Фиби явно места себе не находит от волнения.
— Мне нужно домой, — произнесла Оливия с отчаянием, заметно контрастировавшим с явным безразличием собеседника к ее бедственному положению.
— Вы должны немедленно высадить меня на берег.
— Поверьте, я бы так и сделал, если бы мог, — ответил хозяин «Танцующего ветра», продолжая негромко насвистывать у нее за спиной.
— Где м-моя одежда? — спросила Оливия, вспыхнув от гнева. — Мне нужно мое п-платье! — Она резко обернулась.
Сейчас девушка совсем не обращала внимания на заикание, мучившее ее с самого детства и проявляющееся в самые неподходящие моменты.
Энтони хмуро взглянул на зажатые в руке бумаги, а затем сухо сказал:
— Адам делает невозможное. После такого длинного пути по расщелине ваша одежда едва ли пригодна для носки. Но тем не менее… Адам творит чудеса своей иглой.
Энтони поднял голову, чуть нахмурился, затем кивнул, улыбнулся и отложил бумагу и перо на стоящий у кровати табурет.
Оливия взглянула на лист бумаги.
— Это… это… моя спина! — воскликнула она. Перед ней лежал набросок, изображавший ее обнаженную спину в тот момент, когда она сидела, положив голову на колени. Вот ее затылок, откинутые назад темные волосы, острые лопатки, узкая талия и расширяющаяся к бедрам верхняя часть ягодиц.
И все лишь несколькими росчерками пера!
Она возмущенно взглянула на молодого человека, не в силах вымолвить ни слова.
— Да, и я в общем-то доволен, — ответил он, — Думаю, получилось весьма неплохо.
— Как… как вы м-могли? Заходить сзади и рисовать спины людей… их обнаженные спины… без разрешения?! — Она наконец преодолела вызванное гневом заикание и обрела дар речи, запоздало откинувшись на подушки.
— Я не в силах был удержаться, — сказал он. — У вас восхитительная спина.
Он добродушно ей улыбнулся. Оливия сердито взглянула ему в глаза.
— Уходите. — Она хлопнула в ладоши, как маленький капризный ребенок.
Он, однако, не подчинился и присел на край стола, сунув руки в карманы. Блеснули на солнце густые золотистые волосы, перехваченные черной бархатной лентой, в серых глазах мелькнули озорные искорки, красиво очерченные губы тронула лукавая улыбка.
— Умерьте свой девичий гнев, — произнес он, — это всего лишь ваша спина. И вы, наверное, забыли, что я три дня ухаживал за вами.
Оливия почувствовала, что краска стыда вновь заливает ее щеки.
— Не по-джентльменски — напоминать мне об этом.
Он запрокинул голову и рассмеялся:
— Как только меня не называли в жизни, Оливия, но даже лучшие друзья не говорили, что я джентльмен.
Девушка еще сильнее вжалась в обнимавшую ее пуховую перину.
— Тогда кто же вы?
— Не считая того, что я довольно опытный врач, меня можно отнести к тем, кто живет морем, — ответил он, сложив руки на груди и разглядывая ее все с той же лукавой улыбкой. Но теперь его взгляд стал задумчивым.
— Рыбак? — Задавая вопрос, Оливия знала, что это не так, ибо подобное прозаическое занятие вряд ли привлекало сидящего перед ней человека.
— Я преследую более выгодную добычу, чем рыба, — сказал он и, задумчиво коснувшись пальцами губ, добавил: — Мне кажется, некоторые стороны моей жизни заинтересуют и вас, Оливия. Возможно, изучающая греческий дочь лорда Гренвилла позволит себе отвлечься на несколько дней?
В мелодичных звуках его голоса Оливия услышала вызов. Несмотря на улыбку и веселый тон, он, судя по всему, не шутил.
— Я не знаю, что вы имеете в виду.
— Думаю, знаете, Оливия. — Он бросил на нее проницательный взгляд. — Возможно, вы просто пока не понимаете. Если же вы решитесь, то увидите и поймете много такого, чего дочь лорда Гренвилла в обычных обстоятельствах не увидела бы и не поняла. — Энтони подошел к кровати и склонился над девушкой. Его пальцы ласково коснулись ее щеки, а в глазах, казалось, вспыхнул огонь. — Просто мы с вами — родственные души.
Оливия выдержала его взгляд, и к ней вернулось странное ощущение некоей общности со своим спасителем. Она ничего о нем не знала, но как будто давно ждала знакомства с ним… этот момент в наполненной солнцем каюте словно бы был неминуем. Ее охватило какое-то странное предчувствие, а ладони вдруг повлажнели. Несмотря на вспыхнувший было гнев, на душе у нее стало легко и радостно.
— Да, вы увидите, — тихо произнес он, — и почувствуете… — Внезапно раздался громкий стук в дверь, и капитан резко произнес: — Войдите!
В каюту вошел седой мужчина, приземистый, с мощными плечами и жилистыми руками. Он скользнул по Оливии безразличным взглядом и коротко кивнул ей.
— На горизонте «Донна Елена», сэр. Ветер меняется на зюйд-вест.
— Сейчас иду. Да, Адам, наша гостья интересуется своей одеждой.
— Скоро все будет готово, — ответил мужчина. Но пока есть дела поважнее.
— Совершенно верно.
Адам вышел, а Энтони задержался в дверях и бодро бросил через плечо:
— Мне пора заняться делами, Оливия. Что бы вы ни увидели и ни услышали в течение следующего часа, вам нечего бояться.
