сердце. Что же до ваших глаз, Николас… они черны, как бочка с дегтем.
– Вы когда-нибудь видели бочку с дегтем? Розалинда покачала головой, так и не отведя глаз от его лица.
– К счастью, ваши глаза похожи на влажный деготь. Они черны, глубоки и таят секреты, которые вы очень хорошо умеете скрывать. У меня и самой есть секреты, только я не знаю, какие именно.
Николас подумал, что эта фраза сама по себе весьма загадочна, но вслух обронил:
– Моя очередь признаться в том, что красивее ваших волос я не видел. Именно такие украшают картины Тициана.
Он подался вперед и коснулся локонов над ее ухом.
– Должен изменить свое мнение: цвет ваших волос богаче, чем на полотнах Тициана. Какие же роскошные у вас волосы, Розалинда!
– К чему столь цветистые комплименты? Пытаетесь извиниться за синее одеяло?
– Увидев вас во вторник вечером на балу, я понял, сразу же понял, что вы…
– Что я?
Он слегка нахмурился, взглянул в окно, но тут же повернулся к ней.
– Что вы прекрасно танцуете.
– Спасибо. Вы правы: дядя Райдер учил меня сам. И перестаньте уклоняться от разговора! Я хочу знать о вашей жизни в Макао. Как вы справлялись с трудностями повседневной жизни в чужой стране?
– Прислушайтесь к этому шуму за окном экипажа, – рассеянно посоветовал он. – Все эти люди, гуляющие по парку: клерки в черных фраках, леди с горничными, светские джентльмены с модными тростями, спешащие в свои клубы, адвокаты, что-то бормочущие себе под нос, торговцы, расхваливающие товар, цветочницы, окруженные радугой ярких красок. То же самое было в Макао, разве что я не понимал ни единого слова.
– Вы чрезвычайно красноречивы.
– Спасибо. А теперь…
– Теперь? Почему вы ухитряетесь не сказать ничего существенного? Что вы там делали, Николас? Где жили? Как жили?
«Любили ли вы женщину? Многих женщин?»
– Я все расскажу, когда вы согласитесь выйти за меня замуж, – неожиданно сорвалось с его губ.
Несколько секунд она пристально смотрела на него. Затем захохотала так заразительно, что даже повалилась на бок. Но тут же поднялась и подозрительно уставилась на него. Черт возьми, Николас не шутит! Ничуть не шутит! Он вполне серьезен!
В душе у нее все пело.
Ее охватило внезапное возбуждение. И вместе с ним пришла убежденность в правильности происходящего. И не важно, что впервые она увидела его только позавчера.
Розалинда снова рассмеялась. Радостно и счастливо. – Да, я хотела бы выйти за тебя, Николас Вейл. Он неожиданно запаниковал. – Но я…
Она подалась к нему, осторожно прижала палец к его губам и поцеловала.
Глава 10
Розалинда перевернула страницу:
– «Тайбер свиреп. Он может превратить лицо человека в кровавое месиво одним ударом копыта. У тайбера одна слабость: он жаждет изведать вкус красного лазиса. Его не привлекает ни черный, ни бурый лазис. Но красный лазис коварен и появляется перед тайбером, только когда может привести его к замаскированной яме. Красный лазис может легко перепрыгнуть яму в отличие от тайбера. Последний проваливается вниз, и лазис посылает в него огненные копья, пока не убьет. Человек должен подружиться с красным лазисом, иначе его уничтожит тайбер. Спой красному лазису о своей верности, в точности как они поют драконам Саллас-Понда, и все они защитят тебя».
Розалинда подняла глаза.
– Саримунд словно пишет для детей: просто, ясно, грубовато.
Николас сидел на диване напротив нее с большой шелковой подушкой. Перебросив подушку из одной руки в другую, он задумчиво сказал:
– А может, он пишет руководство и хочет сделать все, чтобы прочитавший это строго соблюдал правила и никогда не ошибался. Ты права, Розалинда. Написано грубовато и, к сожалению, не дает нам никакой полезной информации.
Однако в душе он снова был удивлен. Почему все так понятно ей, но не ему?
Грейсон растирал сведенную судорогой от долгого письма руку. Он так старался успеть за ней!
– А может, «тайбер» и «красный лазис» просто метафоры?
– Метафоры? Но что они обозначают? – спросил Николас.
Грейсон пожал плечами:
– Возможно, понятия потусторонней жизни. Тайбер представляет ад, драконы Саллас-Понда, а красный лазис… вероятно – расширенное обозначение небес.
– А может, красный лазис – это ангелы? – вмешалась Розалинда. – Они защищают людей. Помогают им выжить. Не знаю, Грейсон… хоть Саримунд пишет очень просто, я так и вижу, как красный лазис перепрыгивает через яму, предназначенную для тайбера. И живо представляю огненное копье.
– Но заметь, что он не дает их описания, если не считать того, что, по его словам, у тайбера есть копыта, – сказал Грейсон. – Интересно также, что хотя здесь встречаются такие чужеземные слова, как «тайбер» и «лазис», имеются также вполне понятные вроде «луна» и «копье». Читай дальше, Розалинда. У меня такое чувство, что все изменится. Я знаю, что все изменится.
Он окунул перо в чернильницу, стоявшую рядом с ним на полу, и кивнул ей.
Розалинда украдкой взглянула на Николаса и ощутила, как огонь в душе разгорается еще ярче. Она твердо вознамерилась выйти за этого человека. Поразительное и абсолютно безумное желание.
Она ничего не знает об этом незнакомце, и все же абсолютно уверена, что он предназначен ей.
Розалинда снова подумала о том, что сказала ему, когда они входили в дом.
Она грустно взглянула на него, бессильно опустила плечи и с глубоким вздохом прошептала:
– Надеюсь, никто не посчитает меня неудачницей.
– Неудачницей? – удивился он.
– Видите ли, милорд, суть дела в том, что вы не герцог. Он так раскатисто засмеялся, что ей захотелось броситься ему на шею.
Грейсон щелкнул пальцами у нее под носом:
– Вернись поскорее, Розалинда, оттуда, где пребываешь последние пять минут. Почему ты краснеешь? Нет, не говори. Читай.
Она внимательно просмотрела страницу, прежде чем продолжить:
– Странно. Это новый раздел, но между ним и предыдущим нет пробела. Кроме того, теперь повествование ведется от первого лица:
«Я обнаружил, что драконы Саллас-Понда едят раз в три недели. Пищей им служат огненные камни, нагреваемые в течение этих трех недель. Они никогда не ели людей. Впервые появившись в Пейле, люди прячутся в пещерах и разводят костры, но быстро узнают, что летучие твари спускаются с неба, чтобы гасить пламя. Это воистину пугающее зрелище, особенно когда эти создания глотают тлеющие уголья. Люди кричат, бросаются на землю, закрывают головы руками, но оказывается, что летучие твари не причиняют им вреда.
Люди, которым удалось выжить, оседают в Пейле. Как и я, они наблюдают за драконами Саллас-Понда и видят, что их морды сверкают золотом. Глаза – яркие изумруды, а огромные треугольные чешуйки, чьи острые кончики переливаются под сияющим ледяным солнцем, унизаны алмазами.
Насколько мне удалось узнать, драконы Саллас-Понда не умирают. Они существовали раньше и будут существовать, пока стоит Пейл. Если наблюдатели будут вести себя очень тихо, можно услышать, как драконы поют друг другу, возможно, рассказывая о людях, которые так отличаются от них: глупы, растерянны и напуганы.
Если человек терпелив, драконы определят, достоин ли он, и тогда научат правилам Пейла.
Их любовные песни невероятно меня тронули, ибо соитие драконов Саллас-Понда – зрелище поразительное. Они никогда не изменяют своим подругам. Они твое спасение. Никогда не лги драконам Саллас-Понда. Это правило Пейла».
Розалинда замолчала и, сосредоточенно хмурясь, пробежала глазами несколько последних строк. Грейсон снова принялся растирать руку. Николас швырнул ярко-голубую шелковую подушку в стоявшее рядом парчовое кресло.
– Драконы Саллас-Понда… звучит как сказка, плод расходившегося воображения.
– Священное место, возможно, нечто вроде Дельф, – пробормотала Розалинда. – А гора Оливан может быть горой Олимп, как, по-вашему? У меня в горле пересохло. Не хотите чаю?
– С марципанами? – оживился Николас.
– Встаньте, Николас. И позвольте мне сначала взглянуть на ваш живот.
Он послушно встал и подождал, пока она подойдет к нему. В последний момент, прежде чем коснуться его, она увидела, как Грейсон таращится на них с широко раскрытым ртом.
– Я худой как палка, Розалинда, – уверил Николас, ловя ее руку. – Ни унции лишней плоти. Любой мужчина, позволивший себе отрастить брюшко, обречен, и окружающие вправе его презирать. Это правило Николаса.
Розалинда рассмеялась. Грейсон не знал, то ли хихикнуть, то ли огреть по голове человека, успевшего так подружиться с Розалиндой. Она посмела коснуться мужского живота… что, черт возьми, происходит?
– О Господи, – едва выговорила она, – а правило Николаса относится и к дамам?
– Совершенно верно. Слушайте меня, ибо я говорю правду. Проверить твой живот, Розалинда? Я объявлю тебя исключением из этого правила, когда будешь носить моего… когда будешь носить ребенка.
Грейсон вскочил и снова разинул рот, но тут же его захлопнул при виде лица Розалинды. Глаза ее светились. О, как хорошо он знал этот взгляд!
Розалинда шутовски поклонилась ему и, подойдя к сонетке, дернула за шнур. Через несколько секунд на пороге появился Уилликом.
– Уилликом, вы ждали за порогом? – спросил Грейсон. – Или каким-то образом догадались, что мы умираем от голода?
– Мне очень неприятно сообщить, что булочек больше нет. Я сам слышал, как кухарка жаловалась, что последние три украли прямо из кухни, и она так расстроилась,
