35
Жюль и я направляемся в разные стороны. Он едет обедать со своим доктором и более подробно обсудить вспышку болезни. Сначала я чувствую себя уязвленной, поскольку меня не пригласили на обед, но потом признаю, что это даже очень кстати. Я еще не довела до конца свои интриги.
Подъехав на фиакре к больнице Пигаль, я даю кучеру добавочные чаевые, чтобы он пошел и спросил у дежурного, когда доктор Дюбуа уходит с работы. Как выяснилось, в шесть часов. Поскольку ждать нужно час, я отпускаю фиакр, поблагодарив кучера, и решаю пройтись, чтобы истратить нервную энергию и освежить голову.
Вернувшись обратно, я жду в кафе-баре напротив больницы, где за стойкой можно выпить чашку кофе с молоком. Когда, попивая кофе, я пытаюсь мысленно собрать по кусочкам рассуждения Жюля об убийце и то, что мы узнали о микробе-убийце, замечаю высокого мужчину крупного телосложения, выходящего из больницы. Я чуть не проливаю свой кофе. Судя по росту и фигуре, это тот, кто поджидал меня накануне вечером у дома, где расположен мой чердак. Я почти уверена.
В Париже не может быть двойников с такой внешностью. На нем черная, ниспадающая свободными складками накидка и шляпа, которую едва ли стал бы носить мушкетер. Из-за пурпурной бархатной ленты торчит огромное перо золотого орла.
Я опять не могу разглядеть лица.
Он поворачивает направо и идет по улице. Сгорая от любопытства, желая узнать, кто он и куда держит путь, я выхожу из кафе и следую за ним. Я не прошла и десятка шагов, как он входит в здание. Стараясь не отстать, я тоже вхожу в здание, — там находится какое-то учреждение и аптека на первом этаже.
Этот тип как сквозь землю провалился.
Я спрашиваю у аптекаря:
— Сюда не заходил высокий, очень крупный мужчина в черной накидке?
Аптекарь кивком показывает на дверь:
— Он вошел в учреждение.
Дверь ведет в вестибюль, где кроме лестницы, поднимающейся на верхние этажи с рабочими комнатами, есть еще одна дверь, как я предполагаю, выходящая на другую сторону здания. Я начинаю подниматься по ступеням, но останавливаюсь. Что мне делать дальше? Не могу же я ходить из комнаты в комнату и спрашивать, видел ли кто здоровенного мужчину в черной накидке и немыслимой шляпе.
Я смотрю, который час. Доктор Дюбуа вот-вот выйдет из больницы. Я упущу его, если продолжу эту охоту. Я возвращаюсь в кафе и жду в баре, заказав еще чашку кофе с молоком и наблюдая за входом в больницу. Но этот верзила не выходит у меня из головы. Может ли он каким-то образом быть связан с доктором Дюбуа?
В начале седьмого доктор Дюбуа появляется из больницы и идет по бульвару. Я следую за ним на некотором расстоянии. Я удивлена, куда он меня ведет — в цирк.
Цирк Фернандо, самый знаменитый в мире, находится недалеко от «Мулен Руж». Он помещается в деревянном строении, похожем на огромный цирк-шапито. Я несколько раз проходила мимо этого здания во время своих монмартрских приключений, но у меня не было времени купить билет и насладиться зрелищем, считающимся самым замечательным в мире.
Он не покупает билет, а подходит к большой группе людей, собравшейся у воздушного шара. Шар привязан рядом с главным шатром. В подвесной корзине могут поместиться четыре человека. Я знаю, что такое аэростат и воздушный шар, потому что однажды уже летала во время ярмарки в Питсбурге, вскоре после того как стала работать репортером в газете.
Мы поднялись на высоту с километр, ветром нас отнесло на несколько миль от города, и мы приземлились на кукурузном поле. Корзину раскачивало, и я очень боялась, но никогда не забуду захватывающих впечатлений. Я была уверена, что мой редактор похвалит меня за смелый поступок, но он с раздражением сказал, что это не женское занятие. Терпеть не могу, когда так говорят. Небось это придумал мужчина, который не хотел, чтобы женщина брала его игрушки.
Цирковой воздушный шар «привязной» — к его гондоле привязаны веревки, и он не поднимется выше пятнадцати метров над землей. Из разговоров вокруг меня я узнаю, что к гондоле подвешена трапеция, на которой артисты будут исполнять смертельные номера, чтобы завлечь публику на основное, еще более интересное представление в самом цирке.
Сегодня выступают «Летающие Ломбардос», брат и сестра из Италии. Зазывала в красном гофрированном сюртуке, в соответствующем ему по цвету цилиндре и с черной бородой, стоя на платформе рядом с шаром, расхваливает мастерство и смелость молодых воздушных акробатов.
Над городом висят темные облака, нагнетая и без того напряженную атмосферу. Жюлю понравилось бы зрелище. Герои большинства его книг — воздухоплаватели, мужественные люди, преодолевшие на воздушных шарах силу земного притяжения и летающие как птицы.
Бесстрашный цирковой дуэт выходит на платформу-сцену, и зрители встречают их бурной овацией. Они, конечно, красивая пара, примерно моего возраста, рыжеволосые, загорелые с бледно-зелеными глазами. Мне кажется, они не просто брат и сестра, а двойняшки. Брат мог бы вполне сойти за сестру, будь у него длинные волосы и повыше грудь.
Когда шар взмывает вверх, артисты кланяются публике и прыгают с платформы на веревочные лестницы, подвешенные под корзиной. У этих молодых смельчаков стальные нервы. Раскачиваясь на лестницах, они перепрыгивают с одной на другую. Молодой человек, повиснув вниз головой на лестнице, ловит сестру на лету, когда она, как обезьяна, прыгает со своей лестницы. Мы замираем в ужасе, когда она выскальзывает из его рук, и вздыхаем с облегчением, после того как она хватается за нижнюю перекладину лестницы. Что и говорить, номер исполнен превосходно.
В толпе я замечаю доктора Дюбуа. Его лицо горит от волнения, но причина волнения, как кажется, не в том, что он потрясен опасным трюком. Он явно по уши влюблен в циркачку.
После окончания воздушного представления наш добрый доктор идет по бульвару Клиши, а я следую за ним на безопасном расстоянии.
Наступает вечер, и люди идут с работы: кто прямиком домой, а кто в расположенные на бульваре кафе, чтобы пропустить стаканчик вина. Доктор Дюбуа предпочитает последнее и входит в кафе «Дохлая крыса». Я сажусь на скамейку поблизости, не представляя, что делать дальше.
Вход находится под охраной полнотелой женщины, восседающей на высоком стуле позади стойки бара. Ей за пятьдесят, и тучные формы туго затянуты ремнями и корсетами. Кажется, что она знает каждого входящего, в том числе и доктора. Мне нужно найти способ пройти мимо нее, но так, чтобы меня не заметил доктор Дюбуа. Я слышу, как кто-то называет ее Лаура, и становлюсь в очередь за женщиной, которая, как и другие, хочет войти непосредственно в зал. Каждая входящая женщина наклоняется над тарелками на стойке и целует Лауру в губы с нежной фамильярностью.[33]
В какую историю я угодила? Чтобы войти, я должна поцеловать эту женщину в губы! Ни за что на свете! Мои сетования на судьбу прерывает стоящая передо мной молодая женщина. Повернувшись ко мне, она спрашивает:
— Как тебе эти старые клячи?
У нее простецкий вид — больше, чем на продавщицу, не тянет.
Улыбнувшись, я бормочу что-то невнятное. Меня больше волнует, как избежать поцелуев с женщиной.
Кивнув на зал, она продолжает:
— Я пришла поесть и подзаработать несколько франков. Я не из тех, кого можно уговорить, ты понимаешь, о чем я, но эти старые клуши любят пофлиртовать с молоденькими. Все-таки это лучше, чем дергать черта за хвост.
Дергать черта за хвост — значит «кое-как перебиваться».
— Часто сюда приходишь? — спрашивает она.
— Я здесь первый раз.
