Я пытаюсь подавить в себе вспышку негодования из-за того, что от меня хотят избавиться только потому, что я женщина.
— Я еду с вами.
Стоило мне только произнести это, Жюль, как я и ожидала, возражает:
— Это не женское дело.
Я останавливаюсь, беру его за руку, так что ему приходится остановиться тоже, и смотрю ему прямо в глаза.
— Никто из нас не будет гоняться по всему миру за безумцем убийцей.
— И вы этому помешаете.
— Забавно, мсье Верн, но то же самое я подумала про вас.
— Я знаю, вы как женщина сделали многое, но вы должны понять, что существует вполне реальная опасность.
— А когда убийца гнался за мной на кладбище, ее не было? Или когда я находилась на волосок от смерти глухой ночью на острове Блэкуэлл?
— Мадемуазель…
— Я тоже еду. Согласны вы или нет. И вы не можете меня остановить.
Он смотрит на меня, как отец на упрямую дочь.
— Станция в двух часах езды на поезде. Придется остановиться на ночлег. Поскольку женщина не может удалиться от дома на расстояние часа езды без багажа, достаточного для оснащения целого дивизиона французской армии, то…
— Я путешествовала вокруг света с одним саквояжем.
— Как вы помните, я написал книгу о путешествии вокруг света. Самое быстрое его можно совершить за 80 дней. И для удовлетворения минимальных потребностей женщине нужно несколько больших дорожных сундуков с вещами.
Я постукиваю пальцем по его груди.
— Я еду с вами, нравится вам это или нет.
— Замечательно. Но учтите, мадемуазель, это малонаселенный район. Сомневаюсь, что там отыщется больше одной или двух гостиниц. Если окажется всего одна комната… — Он пожимает плечами и не скрывает притворную улыбку.
Он думает, что это остановит меня, но не знает, что имеет дело с современной женщиной — сексуальные намеки не испугают меня.
— Если найдется одна комната, вы сможете спать в хлеву. Если Господу когда-то там было совсем неплохо, то простому писателю будет и подавно хорошо.
Он уже не улыбается, а хмурит брови.
В конце концов мы договариваемся встретиться на вокзале Сен-Лазар сегодня в час дня.
56
После работы Люк Дюбуа отправляется на баржу. Перун недоволен его приходом.
— Тебе же было сказано не появляться здесь, кроме как ночью.
— Извините, но у меня есть важная информация. Я разговаривал с американкой. Она почти напала на ваш след.
Перун пожимает плечами:
— И что из того?
Дюбуа смотрит на лидера анархистов.
— Если это произойдет, как тогда поднимать восстание?
Перун вдруг надвигается на Дюбуа, и тот, отпрянув назад, натыкается на стол и опрокидывает медный сосуд с жидкостью. Ребром ладони он начинает собирать жидкость на поверхности металлического стола и сливать обратно в сосуд.
— Извините. Что это?
— Чума.
— О Господи. — Дюбуа бросает сосуд, делает шаг в сторону и трясет мокрую руку.
— Это вода для кошки, дурачина. Подними посудину и налей в нее воды.
Дюбуа старается не смотреть на Перуна, когда идет к раковине. Он думал, что Перун хочет знать, когда эта женщина подберется к нему.
— Я тебе ясно сказал не подходить к этой женщине.
— Я знаю, знаю, извините.
— Так в чем же дело?
— Я не хотел, я… я в растерянности.
— Из-за чего?
Дюбуа стоит у раковины спиной к Перуну и чувствует, как у него трясется правое колено.
— Я не знаю, я просто в растерянности. Скоро мы…
— Ясно. Мы готовимся нанести удар, который будет слышен во всем мире, а ты в растерянности? Может быть, ты разуверился в наших целях?
Дюбуа заставляет себя повернуться и взглянуть на Перуна.
— Нет, конечно, нет. — Его голос звучит лживо и фальшиво, и даже он сам слышит это.
— Ты наш товарищ? Ты готов доказать верность нашему делу? Убивать и, если потребуется, умереть за наше дело?
— Конечно.
— Один раз ты не выполнил мое задание…
— Он был другом.
— Он был буржуем, врагом народа.
— Да, да, вы правы, он должен был умереть. Я буду делать, что вы скажете. Обещаю. — Дюбуа подходит ближе к Перуну. — Мне хочется всем делиться с вами. Вы знаете, какие чувства я питаю к вам. — Он хочет дотронуться до Перуна, но отдергивает руку, взглянув ему в лицо.
Перун шепчет:
— Дело не в том, что ты чувствуешь, а в том, что подумают другие, если ты скажешь им.
— Я никогда не скажу им про нас.
Перун поднимает брови.
— Про нас? Ты так ничего и не понял. Есть только один из нас, и это я. — Он уходит в камбуз, где Влад, еще один русский, который надзирает над другими рабочими, пьет кофе и курит. Перун о чем-то говорит с ним, и они вдвоем входят в лабораторию.
Перун кивает на Дюбуа:
— Одень его.
Дюбуа открывает рот.
— Что? Я ничего не понимаю в этом.
«Это» — работа в инкубаторах, где выращиваются и собираются колонии микробов.
— Ты говорил, что хочешь помочь.
— Я имел в виду при проведении опытов с микроскопом…
— Ты не хочешь работать со своими товарищами? Физический труд слишком хорош для него, — говорит Перун Владу.
— Нет-нет. Я просто не знаю, что надо делать.
— Ты знаешь, как пользоваться метлой и совком, не так ли? Волна от большого судна качнула нас, и лотки с колониями упали, потому что шкаф был плохо закрыт. Теперь нужно просто собрать пыль и положить ее обратно в лотки.
Дюбуа знал, что «пыль» обильно заражена микробами.
