безоблачной летней ночью. Поверхность Луны стала для нее настоящим открытием. Если до этого она чувствовала себя маленькой и незначительной, то теперь ощущала свою бесконечную ничтожность, и ей хотелось плакать от одиночества. Может, ее кузина София тоже смотрит на эту Луну из окна своей неведомой темницы где-то в Глариене и ее охватывают те же чувства?
«Я все еще в опале, мама, – писала она. – Но он послал мне в компанию своего глариенского волкодава. Квест действительно доставляет мне утешение».
Николас отложил письмо и выругался. Не провалит ли он всю операцию из-за своего страха перед ней? Он закрыл глаза. Он не давал ей уроков верховой езды, но представлял, какие она делает успехи под руководством Фрица. Он не учил ее, но не мог избавиться от ее образа, пока писал ей инструкции. Она, должно быть, уже спит в своей комнатке наверху, светлая коса змейкой свернулась на подушке. Теплая, по-женски беззащитная, ее ум и сообразительность заплутали на тропинках сна.
«Если я хочу стать заключенной в башне принцессой, мне потребуется отрастить тридцатифутовую косу».
Скрипнула дверь. Он поднял глаза. Она стояла у подножия лестницы, к ногам жалась Квест. Волосы расчесаны на пробор – треснувшая горошина. Господи, какая жестокость!
– Я сначала послушала, – заявила она, – чтобы убедиться, что вы один. Посторонних голосов не услышала и решила, что вы можете принять меня.
Его тело отреагировало раньше, чем он успел совладать с ним, – приступ неуправляемого мужского вожделения обжег его ладони и загорелся в паху. Она была в халате. Светлая коса перекинута через левое плечо. Руки сложены на груди. В глазах – вызов.
– Чего вы хотите? – огрызнулся он.
– Я хочу знать, почему вы обманули меня насчет лошадей.
Она шагнула в комнату и закрыла за собой дверь. Квест легла на пол, наблюдая за обоими.
– Майор барон фон Герхард не собирался выдавать мне секрет, – предупредила она его. – Это моя вина. Я вынудила его сказать. Я собралась с силами и решила обсудить с вами данный вопрос, поэтому мне пришлось спуститься прямо сейчас, пока я не растеряла свою храбрость. Но прежде чем продолжить, я хочу заручиться вашим словом, что вы не накажете его.
Он был поражен и чувствовал себя беззащитным пленником.
– Фрица? Даю слово. И что же он вам сказал?
Пенни набрала в легкие воздуха.
– Принцесса София – превосходная наездница, не так ли? Ничуть не хуже вас. Я не смогу научиться держаться в седле так же, как она, всего за несколько недель, так?
Его пальцы сомкнулись в кулак, сжимая ее письмо.
– Нет, не сможете.
Она прикусила губу и отвернулась.
– Сколько надо времени… чтобы добиться просто хороших результатов?
– Не знаю. Может, год, а может, и два.
– А чтобы ездить, как вы или как фон Герхард и все остальные? Проделать с лошадью то, что проделали вы в первый день в Раскалл-Мэноре, когда вы заставляли своего жеребца танцевать и становиться на дыбы по вашей команде?
– О Господи! Вся жизнь! Поскольку вы не начали заниматься этим с детства, вам уже никогда не наверстать упущенного. – Она оказалась права, заранее заручившись его словом не наказывать Фрица. Ему захотелось вздернуть своего старинного друга на дыбе.
– Выходит, я не смогу появиться в Лондоне верхом на лошади, поскольку принцесса София – прекрасная наездница. Вы солгали мне. В очередной раз.
Стыд змеей зашевелился у него в животе.
– Это не важно. Вы можете выезжать в карете. Скажем, что София была больна. И еще не совсем оправилась. Прекрасный повод уклониться от таких вещей, как прогулки верхом, танцы и все такое.
– Танцы? – задохнулась Пенни. – Конечно! Она должна танцевать, словно ангел небесный. Не стоит даже начинать учить меня этому, так ведь? Я могу выставить себя полной дурой. – Она направилась прямиком к нему, мягко ступая босыми ногами по полу. – Я ненавижу вас. Я так старалась. Была на седьмом небе от сознания того, что могу научиться ездить верхом на лошади. И вот теперь я узнаю, что даже эти часы, проведенные с Виллоу, – всего лишь обман, ложь и обман. О Боже! Вы действительно чудовище!
– Я пытался предупредить вас. – У него сердце в груди переворачивается, тело рыдает по ней, а она ненавидит его.
– Я мечтаю сделать вам больно. – Она остановилась и сжала кулачки. – Никогда еще мне не хотелось доставить человеку боль, если не считать…
Он подсунул ее письмо под другие бумаги и поднялся.
– Не считать кого?
– Майора Вильяма Сандерса. Человека, который соблазнил меня, когда мне было пятнадцать, увел из дома и женился на мне.
Он беспомощно стоял перед ней и покорно выслушивал, как она разносит его в пух и прах.
– Ваш муж? Вы ненавидели его? Почему?
– Потому что он женился на мне, посчитав меня богатой. Увез меня в Шотландию и женился на деньгах. Я была польщена и трепетала от волнения. Думала, что он любит меня. Считала это большим приключением. И когда я узнала, что он преследовал меркантильные цели, сердце мое было разбито. Вскоре я возненавидела его. И вот теперь вы проделали тот же фокус. Увели меня из дома, пообещав большое приключение. И заставили меня возненавидеть вас.
– Из-за лошадей?
Она раскинула руки в стороны. Квест отползла под кровать.
– Да, да! Из-за лошадей! Неужели вам невдомек? Я гордилась своими успехами. Думала, что могу покорить весь мир. Теперь я знаю, что каждый, кто увидит меня верхом, тут же поймет, что я новичок. У меня такое чувство, что меня предали и унизили. Если я не могу доверять вам даже в таких вещах, я не могу поехать с вами в Лондон и разыгрывать из себя принцессу на вашей свадьбе. Вы потеряли королевство из-за подковы, ваше королевское высочество.
Она опустилась в кресло, в котором Алексис сидел за шахматами. Свеча отбрасывала яркий свет. Веки ее припухли, щеки мокрые.
– Да вы даже не представляете себе, чему научились! – сказал он. – Погодите!
Он опрометью кинулся вверх по лестнице в ее комнату, схватил ее рубашку, туфли и бриджи. С секунду он стоял, прижимая к себе ее одежду, и трясся, словно в лихорадке. Комната была пропитана ее запахом. Кровать смята. Телескопом и его заметками о планетах явно пользовались. Он жаждал заполучить все разом: ее аромат, ее тело, ее острый ум. Но ему придется отказаться от этого, раз и навсегда.
Когда он спустился, она по- прежнему сидела, прикрыв глаза рукой, Квест жалась к ее ногам. Она и не подумала сдвинуть верхний листок, под которым пряталось ее письмо к матери. Она была абсолютно честна. Для нее сунуть нос в чужие бумаги – немыслимая вещь. А ему приходилось совать свой нос везде и всюду.
– Одевайтесь! – Он бросил ей одежду. – Я подожду.
– Зачем?
– Мы с вами идем на конюшню.
Она вытерла щеку. Белая ткань рукава съехала, обнажив пронизанное голубыми венами запястье. Горячая волна вожделения прокатилась вниз по его позвоночнику. Губы горели от желания прижаться к ее губам и высушить слезы. Руки жаждали распахнуть халат и пробежаться по сладким изгибам ее тела. В паху все завибрировало от сексуального возбуждения: обжигающего, резкого, мужского.
– Сейчас? – округлила она глаза.
– Ради Бога, делайте, что я вам говорю! Или мне вас самому одевать прикажете?
Они шли сквозь тьму в полной тишине. Погладив Квест и успокоив ее, он оставил собаку в спальне. Потом привел Пенни в амбар, а сам отправился за лошадью. Когда она начала уже сомневаться, вернется ли он, в дверь ворвалось гнедое пламя и с храпом и ржанием заметалось от стены к стене. Это был не Виллоу. Вместо него он привел Драйвера, огромного плохого парня. Должно быть, Николас ехал на нем верхом без седла, поскольку, прежде чем бросить Пенни хлыст, он повесил на стену уздечку.
Принц привалился спиной к двери и скрестил руки на груди.
– Давайте. Выходите, прикажите ему прекратить все это безобразие.
Конь повернулся у дальней стены и поскакал обратно, пронизывая тени. Она ждала, что принц подбодрит ее, скажет, что он здесь, с ней, и что ничего плохого не случится. Вместо этого он направился к выходу.
– Зачем? Как это может помочь мне научиться ездить подобно принцессе Софии?
Дверь со стуком закрылась. Пенни кинулась вслед за ним и чуть не споткнулась о хлыст. У нее за спиной метался жеребец, испуганно и одиноко взывая к своим сородичам, жалуясь на то, что он остался без вожака. Она стояла и смотрела на него, вспоминая то чувство безумного ужаса и отчаяния, которое охватило ее, когда эта самая лошадь неслась прямо на нее и оторвала зубами рукав ее платья. Зубами, созданными для поедания травы. Зубами, которые так нежно и осторожно взяли у нее с руки морковку.
Она твердым шагом вышла в центр амбара. Жеребец с пронзительным ржанием проскочил мимо нее, перешел на галоп, взбрыкнул, молотя копытами пустоту.
Несмотря на всю свою силу и красоту, он всего лишь мясо для хищника.
– А ну! – ударила она хлыстом. – Веди себя прилично!
Жеребец остановился и повернулся к ней, глядя настороженно и даже с вызовом. Она сделала глубокий вдох. Жеребец потряс головой и пошел по кругу. Не обращая внимания на бешено колотящееся сердце, она шагнула ему навстречу, бросая свой собственный вызов, и прогнала его прочь. Он снова пустился галопом, запрокидывая голову, она ударила хлыстом, не давая ему остановиться, пока его глаз неожиданно не стал мягким и внимательным. Она тут же отступила назад, как учил ее Николас, и разрешила лошади остановиться.
Когда она вновь заставила жеребца двинуться, он спокойно побежал по кругу. Она позволила ему сделать несколько кругов и разрешила отдохнуть немного. Драйвер
