вызывало противный привкус во рту. — Хуже того, она специалист по криминальной психологии.
Темные брови Энцо приподнялись.
— Где же вы учились?
— По этому профилю? В США. Я провела там два года, потом вернулась и открыла собственную практику. Время от времени парижская полиция снисходит до того, чтобы спросить моего совета. — Она бросила взгляд на Раффина. — Но зарабатываю я на заурядных проблемах обычных людей, преступления не дают мне никакой выгоды.
— Я принесу тебе пакеты, — не выдержал журналист, направившись к маленькой двери слева от давно заложенного кирпичной кладкой камина.
Шарлотта подошла ближе к Энцо. Он попытался определить ее возраст. Она казалась немного моложе Роже. Чуть за тридцать, должно быть.
— Кто вы? — спросила она. — Полицейский? Частный детектив?
— Когда-то был судмедэкспертом.
Она медленно кивнула, словно это все объясняло.
Из гардеробной вышел Роже с двумя большими пластиковыми пакетами, швырнул один Шарлотте и сказал Энцо:
— Я принесу вам записи.
Он исчез за двойными дверями своего кабинета.
— Мне нужно сложить вещи, — проговорила Шарлотта и ушла в спальню.
Оставшись один, Энцо огляделся. Высокие окна гостиной выходили во двор. В одном углу книжные полки поднимались до потолка по обе стороны обеденного стола; две другие стены были сплошь увешаны натюрмортами, гравюрами с изображением сцен из греческой и римской истории, восточными tableaux[8] и подлинными старыми французскими киноафишами. Пианино у окна, древняя эмалированная плита, установленная в углублении бывшего cheminee,[9] — все казалось уместным и гармоничным, но настораживало подчеркнутое отсутствие пресловутых милых безделушек, придающих обстановке индивидуальность. У Раффина был определенный стиль в манере держаться, одежде, которую он носил, мебели, выбранной для своего дома, но ничто не выдавало сведений о его личности, словно глянцевый фасад, призванный прятать то, что находится за ним. Раффин вышел из кабинета с большим пакетом, раздувшимся под тяжестью картонных папок с бумагами.
— Вот, — сказал он, — здесь вам надолго хватит работы. — Вручив Маклеоду сумку, хозяин направился в спальню. — Извините, я на минуту.
Он плотно прикрыл за собой дверь, оставив Энцо стоять в гостиной. Маклеод тщетно пытался не слушать разъяренный шепот за зеркальными панелями. Вскоре за дверью заговорили на повышенных тонах, временами переходивших в гневные вопли. Энцо сосредоточенно рассматривал один из натюрмортов, меньше всего на свете желая становиться свидетелем чужих дрязг. Через несколько минут в спальне вновь перешли на драматический шепот, после краткой паузы дверь открылась, и на пороге появилась раскрасневшаяся от досады и смущения Шарлотта с пакетом, набитым одеждой.
— До свидания, мистер Маклеод, — сказала она на ходу, не глядя на Энцо.
За ней из спальни вышел Раффин, тоже с пылающими щеками.
— Извините, мне очень жаль. — В его тоне, однако, не слышалось ни малейшего сожаления. — Заканчивать отношения всегда тяжело. — Он кивнул на пакет в руках у Энцо: — Будете читать, звоните с любыми вопросами. А я пока оформлю договор о правах на публикацию.
IV
Спустившись на бульвар Сен-Жермен, Энцо сразу увидел Шарлотту: она безуспешно пыталась поймать такси. Машин было еще много, все кафе работали, но ни одного такси.
Он нагнал ее у светофора.
— Может быть, позволите вызвать вам такси?
Брошенный искоса взгляд обезоружил его не хуже целой армии.
— Вы живете рядом?
— Моя квартира в двух шагах отсюда, возле института, но там нет телефона. Я имел в виду мобильный.
— О… — В ее голосе послышалось разочарование. — А я думала, вы приглашаете меня на кофе.
Такая прямота застала Энцо врасплох.
— Э-э, ну конечно. — На противоположной стороне загорелся зеленый. — Тогда нужно перейти дорогу.
Они пробирались сквозь плотную толпу, запрудившую узкую улицу Мазарини, и ориентиром им служил подсвеченный прожекторами купол Института Франции.[10] Кафе и бистро были переполнены. Разомлев от возлияний и хорошей компании, посетители говорили все громче, повсюду слышались споры и смех, эхом отдававшийся от высоких стен, между которыми ручейками прокладывали себе путь узкие средневековые улочки старого левобережного богемного квартала. Правда, теперь здесь селились исключительно нувориши нового поколения с набитыми евро бумажниками, оттягивавшими карманы дизайнерских костюмов или дорогих сумок.
Молодая женщина с ребенком на руках, обвешанная покупками, выбежала из мини-маркета, открытого до позднего часа, и столкнулась с Энцо. Консервные банки и пакеты разлетелись по тротуару.
— Merde![11] — выдохнула она.
— Je suis desoe…[12] — Энцо с Шарлоттой принялись подбирать покупки: малышка заплакала, и молодой мамаше явно не хватало рук.
— Позвольте мне. — Энцо протянул руки к ребенку. Секунду женщина колебалась, но Маклеод, видимо, внушал ей доверие. Она позволила взять девочку и быстро побросала банки в пакеты с помощью Шарлотты. Когда женщины справились с задачей, ребенок на руках Энцо уже улыбался.
— Веселая малышка, — восхитился он, строя рожицы, отчего младенец закатывался смехом. Повернувшись, он увидел, как смотрят на него Шарлотта и незнакомка, немедленно посерьезнел, отдал девочку матери и подхватил свои папки.
— Merci.[13] — Молодая женщина развернулась и поспешила скрыться в толпе, а крошечная девочка смотрела на Энцо через мамино плечо, и смешинки прыгали в ее глазках.
Стоя у ярко освещенной витрины мини-маркета, Шарлотта, казавшаяся сейчас удивительно красивой в своем элегантном черном платье, изучающе смотрела на Энцо, слегка улыбаясь.
— Что? — не выдержал он.
— Ничего, — пожала она плечами. — Вы вроде собирались предложить мне кофе?
Однокомнатная квартира находилась на втором этаже дома на углу улиц Генего и Мазарини, почти над кафе «Ле Балто», наискосок от бетонного безобразия, где располагалась архитектурная школа Валь- де-Сен. Отсюда как на ладони был виден великолепный Институт Франции, резиденция Французской академии, которая не жалея сил борется за чистоту языка, защищая его от разрушительного влияния современного мира. Энцо часто думал, что подобные организации должны существовать в каждой сфере, чтобы, например, идиоты от архитектуры не портили облик исторических городов.
Поднявшись на площадку второго этажа, Энцо отпер дверь.
— Вот уж никогда не подумала бы, что у вас такой плохой вкус, — вырвалось у Шарлотты.
Энцо ухмыльнулся:
— Сногсшибательно, не правда ли? — Заперев дверь, он прошел за Шарлоттой в единственную большую комнату, где стены были обтянуты плотной тканью с кричащим крупным рисунком в красных, коричневых и кремовых тонах. — Расцвет эпохи шестидесятых! Правда, выбирал не я. Квартира
