предлагала им, постоянно выражая свою благодарность. Абриэль отвечала теплой и радостной улыбкой с таким видом, словно это они делали ей одолжение. Рейвен видел слезы на глазах родителей, чьи дети утоляли голод и больше не были вынуждены терпеть постоянное жжение в пустых желудках, такое мучительное, что даже сон не давал им убежища от этой пытки.
Он сразу отметил жалкое состояние сервов. Но с тех пор, как в замке появилась молодая хозяйка, они стали выглядеть намного лучше. Неудивительно, что их глаза при виде ее влажнели, а проходя мимо, они старались поцеловать руку госпожи, готовые молиться на нее за все, что она для них сделала. Ему становилось легче на сердце оттого, что люди, вынужденные терпеть жестокость и бессердечие сквайра, теперь испытали истинную доброту и великодушие. И это наполняло его гордостью за то, что он любит такую женщину.
Рейвен мог быть очень терпеливым, особенно когда терпение требовалось в очередной битве, которая приведет к победе. И за это его ненавидели многие, с кем он имел дело как посланник короля Давида. Они предпочитали действовать безрассудно, повинуясь порыву, и это давало ему преимущество. Но его терпение подверглось жестокому испытанию, и, едва сервы утолили голод, он нашел возможность подойти к госпоже замка. Она сидела у огня в компании детей поменьше, и Рейвену не понравилось, что улыбка при виде его сменилась настороженным и подозрительным взглядом. Для него это было вопросом чести, он не привык, чтобы женщины не доверяли ему. А ведь он смел надеяться, что его помощь в ночь смерти ее мужа укрепит связь между ними. Но отчуждение все росло.
Рейвен сел рядом с Абриэль, стараясь не делать внезапных жестов. Каким бы абсурдным это ни казалось, нельзя отрицать, что медленное, осторожное обращение усмиряет самых пугливых животных.
– Вы делаете доброе дело, – заметил он.
Ее улыбка была адресована девчушке, сидевшей у нее на коленях и мирно сосавшей большой палец.
– Добрые дела всегда легко делать.
– Вы прирожденный вождь. Наверное, потому, что были единственным ребенком у матери?
Она кивнула, хотела что-то добавить, но лишь плотнее сжала губы. Подумать только, она едва не выдала чужаку тайну Элспет! Словно Рейвен им друг!
– Я тоже единственный ребенок у отца, – продолжал он. – По крайней мере хоть в этом у нас что-то общее!
Она вежливо улыбнулась и пожала тонкими плечами.
– Видите ли, отец научил меня всему, что я знаю, от драки на мечах до дипломатии. И научил хорошо.
– Это видно: вы по-прежнему путешествуете с ним, словно нуждаетесь в опекуне.
Рейвен поморщился, радуясь, что дети не поняли ее сарказма:
– Вы пронзили мое сердце, девушка.
– Простите меня, – с деланным смирением взмолилась она. – Не знала, что правда так горька.
Их взгляды скрестились, и ее лицо вдруг исказилось страхом и паникой. Рейвен точно знал, что именно вызвало такую реакцию: она вспомнила правду, которую знали лишь они двое. Правду о смерти сквайра. Только сейчас он понял причину ее подозрений и недоверия к нему и попробовал мягко разуверить ее.
– Вы правы, иногда правда может лишь принести боль, если о ней узнают все. Но клянусь честью рыцаря, миледи, я никогда никому не открою подобную правду, – бросил он и, поднявшись, отошел. Что ж, сейчас он приобрел полезное знание, имеющее немалое значение для кампании, в которую он вступил, чтобы завоевать ее, и он ее завоюет.
Покинув деревню, Абриэль стала переходить узкий мостик над ручьем, когда увидела Терстана, провожавшего Мордею к запряженной в тележку лошади, которую престарелый серв остановил, не доехав до навесного мостика замка. Поблизости ждал отряд из двадцати всадников. Едва Терстан кинул в тележку большой мешок с вещами женщины, та наклонилась, подняла с земли камень и сунула в карман передника. И только потом позволила Терстану помочь ей сесть на козлы. Подняв руку в знак прощания, она что-то сказала Терстану на незнакомом языке и уже хотела пуститься в путь, но тут увидела госпожу замка, злорадно закудахтала и подхлестнула кнутом мохнатую кобылку. Терстан удивленно обернулся, заметив, за кем наблюдала Мордея. Когда тележка проезжала мимо застывшей на мостике Абриэль, Мордея быстро вытащила камень и запустила в бывшую хозяйку.
Прежде чем Абриэль успела увернуться, Рейвен сжал ее талию и резко развернул лицом к себе, так что она оказалась прижатой к его груди. И только успела поднять глаза, как услышала, как камень глухо ударился в его спину. Рейвен даже не поморщился и не разжал рук. Абриэль, дрожа, благодарно кивнула. Мордея наверняка пробила бы ей голову, если бы не Рейвен.
Больше всего ей хотелось прижаться к его сильной груди и позволить ему защитить ее от всего зла этого мира… на несколько часов или навсегда… Но опасение, что он и был самой большой угрозой ее безопасности, вынудило Абриэль поскорее отступить, лишая себя тепла и утешения этого большого тела.
Мордея подхватила кнут и стала энергично подгонять кобылку, спеша поскорее убраться. Ее злобный смех донесся до них, заставив Абриэль нервно вздрогнуть.
– Помяните мои слова, вы снова увидите меня, когда меньше всего ожидаете! – вопила она, потрясая кулаком. – Я перережу вам шеи от уха до уха, а потом вырву сердца и поджарю себе на ужин! Так и знайте, это обещаю я, Мордея!
Выкрикнув зловещее проклятие, Мордея немедленно перешла на язык, которым чуть раньше объяснялась с Терстаном, и хотя слов было почти не разобрать за грохотом колес, Седрик внимательно прислушивался к каждому звуку. Абриэль не знала языка, но была твердо уверена, что с уст Мордеи сыплются отнюдь не благословения.
– Насколько я понял, эта старая ведьма хочет раньше времени упокоить вас в могиле, девушка, – заметил Седрик, встав рядом с Абриэль.
Терстан не пытался подойти к ним, только взял поводья коня у одного из своих людей и коротко бросил:
