отце, общем у них с Като, у Джека остались довольно мрачные воспоминания. Это был человек вспыльчивый и жестокий, требовавший от домашних абсолютного подчинения и совершенно равнодушный к тому, что думают о нем сыновья. Тем не менее Руфус Декатур, граф Ротбери, заслужил у Джека еще большую неприязнь вместе со своей шайкой головорезов. Пожалуй, это был единственный пункт, в котором между Джеком и его сводным братом существовало полное согласие. Ибо никакие прошлые несправедливости не оправдывали разбойных нападений и того страха, в котором держала всю округу банда грабителей под началом Декатура. Они стали постоянной угрозой мирной жизни приграничных областей — ничуть не лучше обычных мародеров, за которыми охотились правительственные войска, выживая в самые глухие части гор, — подобно полчищам крыс, разорявших возделанные поля.
— Так, значит, им до сих пор неймется?
— Еще как неймется, а в последние месяцы стало совсем худо, — гневно фыркнул Гил. — Ненасытные убийцы! Помяните мое слово, сударыня, это дьяволово семя, Руфус Декатур, еще успеет наловить рыбки в мутной воде, когда здесь начнется война.
Порция невольно вздрогнула. Было нетрудно представить, как можно при желании воспользоваться военными действиями, чтобы под шумок заниматься кровной местью.
— А лорд Грэнвилл за короля?
— Да вам-то какое дело? — моментально насторожился сержант.
— Просто интересно. — Порция искоса взглянула на своего спутника. — Так он за короля?
— Может, и за короля, — последовал невразумительный ответ, и сержант поспешил проехать вперед, к тем двум солдатам, что ехали перед Порцией. Двое других держались в арьергарде, отчего было такое чувство, что ее везут под конвоем. Можно подумать, что сводный брат ее отца беспокоился о ее безопасности, — интересная новость!
Не снимая перчатки, Порция сунула руку в глубокий карман теплого жакета, надетого под плащом. Там находилось волосяное колечко Оливии, по-прежнему завернутое в бумагу, и маленькая шкатулка с ее собственным кольцом и теми немногими мелочами, что служили трогательным напоминанием о прошлом: перстень с печатью ее отца, серебряная монетка с дырочкой (Порции подарили ее в детстве, и она долго верила, что монетка волшебная), засушенная фиалка, про которую очень хотелось думать, что это подарок матери. Она умерла, когда Порции было всего два года, и вряд ли ее образ мог сохраниться в детской памяти. Список сокровищ завершался почти беззубой гребенкой из слоновой кости и маленькой фарфоровой брошью в форме маргаритки — Джек сказал, что эту брошь носила ее мать. Шкатулка с ее жалким содержимым была единственным, что Порция везла с собой из Эдинбурга.
Интересно, какой теперь стала Оливия? Она показалась ей на редкость серьезным созданием… пожалуй, даже несчастным — хотя в голове у Порции не укладывалось, как можно быть несчастной, если ни в чем не знаешь нужды. Наверняка Оливии приходится несладко с молодой мачехой. Помнится, младшая сестра невесты, Фиби, не скрывала к ней своей неприязни. И Порции стало любопытно, уж не грозит ли Оливии какая-нибудь серьезная опасность. А если и грозит — неужели она верит, что Порция способна ей помочь? Та самая Порция, которая и так еле сводит концы с концами и у которой едва хватает сил, чтобы не отчаиваться в борьбе за жизнь?
В животе у нее громко заурчало, и девушка зябко закуталась в плащ. На протяжении последней недели она регулярно получала вдоволь сытной еды — похоже, это сильно подорвало ее былое равнодушие к мукам голода…
Но в следующее мгновение громкие крики, топот копыт и треск мушкетных выстрелов вымели из ее головы все мысли о еде. Жеребец под ней истерично заржал и встал на дыбы, а вокруг поднялась страшная суматоха: солдаты Гила пытались отстреливаться, несмотря на бешено плясавших под ними лошадей. Сержант оглушительно орал, приказывая своим людям держаться вместе, однако это не помогло — вчетвером бессмысленно было отбиваться от восьми вооруженных всадников, которые моментально разъединили отряд и оттеснили захваченных врасплох солдат в голую, унылую рощицу рядом с дорогой.
— Ну и кто же это у нас такой?
Порция машинально рванула поводья. И без того испуганный жеребец запрокинул голову и обиженно заржал. На Порцию воззрилась пара пронзительных ярко-голубых глаз; блестевшее в них удивление отразилось и в громком голосе незнакомца.
— А вы-то сами кто такой? — сердито спросила Порция. — И по какому праву напали на этих людей?
Капюшон ее упал на плечи, и Руфус обнаружил, что на него смотрит разъяренная молодая особа с раскосыми зелеными глазищами и растрепанной копной неистово-рыжих волос, готовых соперничать в яркости с раскаленной медью. Худое личико казалось белее мела, однако, судя по степени ярости, выказываемой этим существом, вряд ли девица побледнела от страха.
— Руфус Декатур, граф Ротбери, к вашим услугам, — с нарочитой торжественностью представился он, сорвал с головы шляпу с пером и даже отвесил поклон с высоты своего огромного каракового жеребца. — И я хотел бы знать: кто путешествует по моим землям под флагом Грэнвилла? С кем я имею честь?.. — Рыжая бровь вопросительно поползла вверх.
— Вы что, собираетесь нас похитить? — выпалила Порция, пропустив вопрос мимо ушей. — Или просто убьете на месте?
— Знаете что, — миролюбиво отвечал Руфус, взяв ее коня под уздцы, — мы еще успеем наговориться. Вот только я бы хотел продолжить не посреди чиста поля, а где-нибудь в более уютном месте, защищенном от непогоды и холода.
Глава 3
Порция действовала, не думая ни секунды. Ее хлыст взвился в воздух и обрушился на руку Декатура. Он удивленно охнул и выпустил уздечку. Порция пришпорила коня. Она неслась во весь опор, не разбирая дороги и не имея ни малейшего представления о том, куда направляется, прежде чем Руфус успел опомниться и сообразить, что случилось.
Порция услышала, как он кричит ей вдогонку и как грохочут копыта каракового коня, с хрустом проламывая тонкую наледь, что образовалась по краям размокшей дороги. Она все понукала и понукала своего жеребца, и так перепуганного шумом выстрелов: бедное животное запрокинуло голову и вытянулось в струну. Обезумевший от ужаса конь был готов понести, однако Порции удавалось сдерживать его. Она приникла к конской спине, чувствуя, что вот-вот вывалится из седла, и ожидая мушкетного выстрела в спину.
Впрочем, с самого начала было ясно, что эту скачку ей не выиграть. Хотя сама она ничего не весила, под седло ей достался молодой сухопарый рысак, не имевший ни резвости, ни широкой грудной клетки, необходимых для победы на бегах. И если только Руфус Декатур из каких-то своих соображений не прекратит преследование, он догонит ее в считанные минуты. Мало-помалу ей стало ясно, что негодяй нарочно не спешит ее догонять и держится на расстоянии. Почему-то это открытие вызвало особенно сильную вспышку ярости. Получалось, что ее заставляют участвовать в какой-то гнусной игре в кошки- мышки, когда жертве позволяют поверить, будто она спаслась, тогда как злодей волен схватить несчастную, как только пожелает.
Порция сунула руку за голенище и сжала рукоятку острого, как бритва, кинжала. С тех пор как Джек счел ее взрослой настолько, чтобы стать объектом нежелательного интереса для какого-нибудь похотливого мерзавца, он приучил ее всегда иметь при себе этот кинжал. Девочка быстро поняла, что отец прав. Она на собственном опыте успела убедиться, что если у какого-то негодяя засвербит в паху — ему будет все равно, что его жертва грязная, больная или уродливая, как пивная бочка, — главное, чтобы она принадлежала к женскому полу.
Порция приостановила коня. Теперь копыта за спиной грохотали совсем близко. Она выжидала, чтобы враг оказался как можно ближе в тот момент, когда ее конь совсем остановится. Ее расчет был совершенно хладнокровен, сердце билось абсолютно ровно, а дыхание оставалось спокойным и глубоким. И тем не менее Порция намеревалась совершить убийство.
Стремительным рывком она остановила коня, повернулась в седле и замахнулась, сжимая в руке кинжал.
Вот он, Руфус Декатур, тут как тут. Как она и предполагала, его жеребец несся достаточно быстро,
