мисс Марш.
– Но я чудесно себя чувствую! – Энн наклонилась вперед, сложила руки на коленях и сжала пальцы, иначе она протянет руку, чтобы потрогать его. Будет ли он возражать? Теперь, когда дождь смыл с его волос муку, они казались очень мягкими, густыми и темными. – Я великолепно себя чувствую с тех пор, как вы меня поцеловали.
Джек повернул гренок, чтобы с сыра не капало в огонь.
– А! – сказал он. – Я вас поцеловал, вот как?
Это, казалось, превратилось для него в предмет очень серьезных размышлений, а ее рот в это время изнывал от желания освежить воспоминания.
– Зачем вы это сделали? Вы знаете, что я обручена и выхожу замуж, поэтому явно не собираетесь за мной ухаживать.
– Тогда зачем вспоминать об этом?
– Мне кажется, вам хотелось показать, что мы можем сделать что-то глупое, не чувствуя за собой вины.
– Можно, я скажу вам правду?
– Да! Конечно.
– Тогда вы должны знать, что мои мотивы были не столь благородны, – сказал он, – то была всего лишь мгновенная причуда.
– А, понятно! Я знаю, что это не имеет ко мне никакого отношения.
– Напротив, это имеет к вам самое непосредственное отношение.
– Только потому, что мы принадлежим к разным мирам, вы с тех пор больше не вспоминали об этом? Потому что это произошло всего лишь из-за странного положения, в котором мы находимся? Превосходный, таинственный урок и воспоминание, которое можно лелеять… ах, я болтаю глупости, да?
– Как веселый ручеек! – Джек улыбнулся и положил на тарелку гренок с сыром. – А теперь, моя дорогая девочка, успокойтесь и съешьте вот это.
Энн придвинулась на краешке кресла. Жареный сыр! Мягкий, хрустящий и острый. Она прикрыла глаза от наслаждения. Как хорошо, просто замечательно! И облизала губы.
– Очаровательно, – сухо сказал Джек. – Хотя, пожалуй, не совсем безвредно?
Она посмотрела на него, веки у нее отяжелели, ей захотелось спать.
– Что не совсем безвредно?
Вернувшись на диванчик, Джек занялся своим гренком.
– Ваша беспомощность перед сливовым бренди и сыром, – сказал он.
Джек откусил кусочек, подогретый сыр расплылся на его пальцах. Не отводя от нее глаз, он начисто облизал их.
– Но это не сливы и сыр, – сказала Энн, тяжело дыша. – Это вы.
– На самом деле – нет. – Его сильная шея, его рот были прекрасны. – Вы пустились в путешествие, пугающее и пьянящее, и, хотя вам страшно, не хотите его заканчивать. Теперь вы собираетесь забыть о приличиях и скромности и нарушить все правила…
– Почему бы и нет? – прервала его Энн. – В любом случае я обречена на неудовлетворенность.
– С чего вы взяли? Ничто не омрачит момент нашего расставания.
Энн постаралась на дрогнуть перед дерзким миром, который он открывал перед ней.
– Но это мой единственный шанс узнать что-то новое о мужчинах и о… о том, что значит быть замужем. А вы обещали! Вы сказали – попозже, когда мы покинем холодные нагорья Дорсета, когда вы не будете править двуколкой.
Легкая улыбка пробежала по его губам, когда он снова посмотрел на огонь.
– Да, я обещал.
– Вы говорили несерьезно? – спросила Энн. – Вы больше этого не хотите?
– Мои собственные желания к делу не относятся. – Джек снова посмотрел на нее. – Хотя, наверное, в Англии больше не найдется человека, который мог бы сказать такое вполне серьезно.
– Я думала, что это будет неверностью по отношению к Артуру, но ведь это не так? Теперь, когда вы поцеловали меня, это только поможет.
– Ничто из того, что могло бы произойти между нами, не означает неверности вашему нареченному. В сердце своем вы полагаете, что я всего лишь сон, не так ли?
Может быть, ей действительно приснилось все это: окаменелость, человек, влезший к ней в окно, безумное путешествие, этот коттедж? Но если так, почему она чувствует себя так необычно? Словно бежит босиком, как дитя, по огромной открытой лужайке, где странный золотистый горизонт сверкает за толстыми стволами неведомых деревьев…
– Я думаю, что вы герой, – сказала Энн, – как персонаж в сказке.
Джек провел рукой по своим волосам и рассмеялся.
– Я не герой, хотя, признаюсь, меня и в самом деле почти не существует.
Комната двигалась неторопливо, изменяясь по краям.
– Не уверена, что понимаю, – сказала она. – Как это вы не существуете?
– Таков способ выживания человека в пустыне. Задача в том, чтобы привести себя в такое состояние, чтобы ветер дул как бы сквозь тебя, словно тебя нет вовсе. Но если делать это слишком часто, то начнешь исчезать на самом деле.
Энн закрыла глаза, пытаясь представить себе подобный ветер и то место, но увидела только Дорсет, аккуратный и ухоженный, – впрочем, пока она вглядывалась в этот пейзаж, картина золотой Англии превратилась в хаос.
– Нечто подобное произошло, когда вы дрались с бандитами? – спросила она. – Казалось, вы отдались какой-то силе… Не могу объяснить.
– Ах, проницательная мисс Марш! – На этот раз в его смехе звучали горечь и раздражение, которых она не поняла. – Невозможно защититься от нападающих, которые обучались на Востоке, если сам ты не прошел такого же обучения, а пройти его невозможно до тех пор, пока ты не утратишь себя. – Он протянул руку и поворошил кочергой в очаге. – Так что я – всего лишь плод вашего воображения. Вы можете поступать со мной, как вам заблагорассудится.
Энн огляделась. Комната должна была выглядеть вполне обыденно – просто обставленная гостиная в доме егеря, но что-то сдвинулось в ее восприятии, когда Энн попыталась сосредоточиться. Неужели эти стены сделаны из имбирных пряников, а дверь – из сахара? Энн снова крепко зажмурилась, прислушиваясь, не раздастся ли спокойный внутренний голос, побуждение высшей силы, но на этот раз голос не был спокойным и тихим. Он пел: «Сегодня все твое – живи! – хей, нонни-нонни, хой…»
Иной голос проник в ее мысли:
– Чего вы ждете от меня, мисс Марш? Вы хотите узнать о мужчинах, узнать достаточно, чтобы не испытывать страха?
– Я совершенно несведуща в таких вещах. И думаю, что все, что вы раньше говорили мне, правда. – Его упорный взгляд придавал ей храбрости. – Больше мне не у кого попросить. Вы должны быть опытны в таких вещах, – собравшись с духом, начала Энн.
– В подготовке английских девиц к брачному ложу? Нет, в этом я не силен.
Она стиснула пальцы.
– Но вы должны знать…
– Да, я знаю.
– Но разве это не то, что вы могли бы мне показать? Потому что это все о телах, да? – Она опустила голову, лицо у нее горело. – Мне не стоило заговаривать об этом, прошу прощения.
– Если я чему-то и научился в Такла-Макан, мисс Марш, так это вот чему: когда нет пути назад, нужно идти вперед. Теперь уже поздно отступать, не так ли? Вы совершенно ничего не теряете, мы просто разговариваем. Как могут слова причинить вам вред?
Энн покачала головой, в крови у нее боролись жар и смирение.
– Расскажите мне сначала о том, что вы знаете, – осторожно сказал он, голос у него был ровный, успокаивающий. – Что, по вашему представлению, должно произойти, когда вы впервые пустите мужа к себе в постель? Смелее! Ничего страшного.
– Я не знаю, но думаю, что это довольно непристойно… и очень неловко и стыдно. И что тело у него очень странное. Иначе почему никто об этом не говорит?
– Вы его любите?
Энн посмотрела на него. – Ода!
– Тогда то, что вы делаете вместе, – прекрасно – это соль жизни. Мужчины и женщины, любящие друг друга, испытывают страсть.
– Об этом вы уже говорили раньше, но я не знаю, что вы имеете в виду. – Белый муслин успокаивал ее беспокойные пальцы.
– Как вы себя чувствуете сейчас? Вы могли бы это описать?
– Мне жарко, и голова кружится, и сердце бьется слишком часто. И я чувствую поток… я не знаю… это, как если бы меня с вами связывала невидимая нить и как будто воздух между нами может воспламениться. Вы тоже это чувствуете? Ваша кровь тоже горит?
– Да, да. Однако я могу чувствовать, наслаждаться этим, но не поддаваться наваждению, покуда не пожелаю.
– Наслаждаться? Это действительно кажется волнующим и удивительным, но пугает меня. Я не хочу себя терять.
Он соскользнул с диванчика и взял ее за руки.
– Тсс! Вы можете говорить и чувствовать все, что хотите. Сами по себе ощущения никому не причиняли вреда. Распрямите пальцы и положите их на мои ладони. Глубоко вздохните через нос и выдохните через рот. Потом еще раз, медленно, с легкостью.
Она начала дышать, как он велел, пока ее руки не расслабились в его руках. Беспокойство рассеялось, кровь немного остыла, отчаянное желание ослабло, и, наконец, Энн ощутила себя легкой и открытой.
– Ну вот, так-то лучше, – сказал Джек. – Мы говорим всего лишь о том, как люди любят. Все начинается с прикосновений. Вы никогда не изучали собственное тело? Что вы знаете о самой себе?
Энн снова стало жарко, но при этом она чувствовала себя в безопасности – пока он вот так держал ее за руки.
– Ничего, – сказала она.
– Как ничего не знаете и о мужском теле. Мы можем это исправить, не причинив вам вреда – ни вам, ни обету, который вы дали Артуру, – но сначала я должен увериться в том, что вы понимаете, о чем просите, а выпивший человек, к сожалению, принимать решения не может.
– Вы сказали, что я могу спрашивать о чем захочу.
– Ах, но хотели бы вы того же, если бы были трезвы?
– Да, конечно.
– In vino veritas[4]?
– Вы не считаете это высказывание справедливым?
– По собственному опыту знаю,
