будущей неделе, потребую заклать упитанного тельца и устроить пир.
– И получишь все это в полной мере. На этот раз ты вернешься насовсем?
– Нет, отбуду в Азию с ближайшим кораблем. Ги остановился в дверях.
– Если так, то ты разобьешь сердце своей матери и сестер. Джек уставился на свой опустевший стакан и сказал, надеясь, что голос не выдаст его огорчения:
– А как поживает сейчас мой грозный отец?
– Его светлость поживает достаточно хорошо, учитывая сложившиеся обстоятельства, – ответил Ги. – Он скучает по тебе.
– И я скучаю по нему. Я скучаю по всем. – Ароматная линза янтарного цвета плавно перетекала на дне его стакана. – Господи, по твоему тону я подумал, что герцог умер за время моей отлучки.
– Он был болен и, полагаю, еще не совсем поправился. Ты, конечно же, должен знать об этом. Разве Райдер не известил тебя?
Джек проглотил последние капли бренди.
– Лиза пишет, Райдер одобрительно кивает издали, но все, что я узнаю от них, устаревает на месяц к тому времени, когда я это получаю…
Легкая дрожь выдала глубину его чувств. Джек глубоко втянул воздух, чтобы справиться с ней.
– Я принесу еще бренди, – сказал Ги.
Джек смотрел ему вслед. Они были одного возраста и одного роста, выше большинства мужчин и, вероятно, ближе друг другу, чем родные их сестры и братья. Джек доверил бы кузену свою жизнь. Он без колебаний вовлек бы его и в это приключение, достаточно опасное, потому что был совершенно уверен, что Ги в состоянии за себя постоять. Но казалось, необъятная пустыня Гоби поглотила его душу.
Неужели скрытность подавила все остальные свойства его натуры только потому, что он уже не способен отказаться от мрачных привычек, порожденных одиночеством?
Джек изучил содержимое карманов мертвого матроса, потом обшарил их еще раз, осматривая швы и ботинки, не обращая внимания на инстинктивное отвращение к этому занятию. Еще несколько обыденных, невзрачных предметов вскоре выстроились на краю стола. Джек некоторое время смотрел на них. Бристольский матрос должен был унести окаменелость с «Рискованного» – иначе малайца не наняли бы ограбить его, – но когда его убили, у него этой вещи почему-то уже не было.
Джек закрыл глаза и попытался восстановить все подробности происшествия: толпа, обезумевший матрос, молодая леди с корзинкой…
Ги вошел в комнату.
– Нашел, что хотел? Джек взглянул на него. – Нет.
– Тогда сейчас же отправимся в Уилдсхей вместе. Мой фаэтон здесь и запряжен парой самых лучших гнедых, какие только могут предложить у «Таттерсоллза».
– Нет.
– Джек, герцог был болен. – Ги наполнил стаканы бодрящей жидкостью. – Не очень опасно, полагаю, но все же всем страшно хочется тебя видеть. Твои сестры, если бы им позволили, уже толпились бы вокруг тебя, пока мы разговариваем.
– Кто им помешал?
– Герцогиня не позволила своим дочерям томиться в трактире, как стаду потаскушек.
– И тогда это поручили тебе? – Джек криво улыбнулся кузену. – Да благословит Господь матушку! Она мудрая женщина – и еще раз спасибо тебе, Ги.
– И что же я им скажу, интересно?
– Что меня не оказалось на «Рискованном», и ты меня не видел. – Бренди обожгло горло. Он поставил пустой стакан. Пора остановиться, иначе он опьянеет. – Скажи, что ты выяснил, что я сошел с корабля в Португалии и теперь добираюсь домой сушей, но послал с одним из пассажиров сообщение: «Теперь, когда Наполеона больше нет, у меня есть возможность повидать Европу».
Воцарилось молчание. Ги отвернулся, даже спина его выражала осуждение.
– Я очень хорошо понимаю, что такое сообщение только ранит людей, которые сильно меня любят, – тихо сказал Джек, – с этим ничего не поделаешь.
Ги повернулся.
– Ты просишь, чтобы я лгал ради тебя? – Да.
– Это так важно?
– Чрезвычайно.
– И ты оставишь этого бедолагу… – Ги жестом указал на тело, – и его убийцу на меня?
– Да.
– Ты превратился в хладнокровного негодяя, Джек.
Это было сказано без какой-либо злости, но все же слова кузена причинили боль. Еще ни разу они с Ги не встречались после столь долгой разлуки, хотя бы не пожав друг другу руки…
– Я доверяю тебе – можешь смягчить это известие, как тебе захочется, Ги. Прости, я пока не могу ничего объяснить. Когда все разъяснится, ты узнаешь новости первым.
– Полагаю, эта честь должна принадлежать твоей матери, – сказал Ги. – Чем ты займешься дальше?
Джек нагнулся за зонтиком. С небольшого комка ткани на пол натекла лужица воды. Воспоминание блеснуло, как отражение в луже: леди, все внимание которой устремлено на то, как преодолеть ветер; ее храброе лицо, мокрое от дождя под английской соломенной шляпкой; корзина, стиснутая в одной руке, когда ее толкнул в толпу этот самый матрос…
Любой наблюдатель тоже мог видеть, что произошло. Рано или поздно они придут к тому же выводу. Ужас стиснул его сердце.
Джек стряхнул воду с черной ткани и закрыл зонтик.
– Леди потеряла зонтик, надо его вернуть, – сказал он.
Глава 2
Ее разбудил какой-то тихий шорох или щелчок.
Энн сразу проснулась. Слабый свет проникал в окно, отчего углы комнаты в мансарде тонули в непроницаемой пустоте. Она прислушалась, ей не хотелось двигаться.
Тиканье часов падало в полную тишину – скрытое сердцебиение ночи. Дождь кончился.
Огонь догорел, осталось лишь тусклое свечение углей. Балки и комоды, преображенные темнотой, казались больше обычных своих размеров, но ее нижняя юбка застывшим белым водопадом пенилась на спинке стула. Очертания комнаты тускло отражались в полированном ведерке для угля у камина.
В окне показалась какая-то фигура. Энн закрыла глаза и снова их открыла. На теле все волоски встали дыбом. В окне никого не было. Затаив дыхание, она протянула руку к трутнице рядом с кроватью. Опять что-то щелкнуло. Энн медленно повернула голову – кто-то поднимал оконную раму. Сердце сжалось у нее в груди, девушке показалось, что сейчас ей станет дурно. Сырой воздух ворвался в комнату. Незваный гость уже перенес ногу через подоконник.
Крик должен разбудить Эдит и тетю Сейли, но они не успеют… Они с Артуром никогда не поженятся… Тетя Сейли и Эдит найдут ее изувеченное тело… ее мать и отец получат сообщение… все будут раздавлены горем. Энн скатилась с кровати и припала к полу у стены. Держась в тени, она поползла к камину.
Незваный гость проник в комнату, в темноте только поблескивали глаза и зубы. Тихие шаги приближаются к кровати. Фигура останавливается, потом человек начинает поворачиваться. Господи, помоги! Ночная рубашка на ней белая!
Энн схватила кочергу и закричала что было сил. Колотя, как безумная, продолжая кричать, она широко размахивала тяжелым предметом. Раздался оглушительный треск – кочерга угодила по углу комода и чуть не вывернула ей руку. Дерево треснуло. Тени сразу же ожили. Ночной визитер бросился к окну, перемахнул через подоконник и исчез.
Энн уронила кочергу, повернулась и столкнулась с кем-то высоким и теплым, чьи-то руки сомкнулись на ее предплечьях. Крик застрял в сжавшемся от ужаса горле девушки.
– Тише! – послышался мужской голос. – Вы смелы, мэм, вы выказали самую впечатляющую храбрость. Теперь все в порядке, хотя, полагаю, вы попортили мебель.
В коридоре загрохотали шаги, дверь распахнулась. На пороге появились тетя Сейли в ночном чепце, халате и с фонарем в руке. Рядом, плечом к плечу с ней, стояла Эдит. В комнате стало светло.
Служанка целилась в незнакомца из мушкета.
– Стоять на месте! Не двигаться! Поднимите руки вверх!
– Что именно вы хотите, мэм, чтобы я сделал? – невозмутимо поинтересовался мужчина. – Выполнить все эти команды одновременно я не способен.
– Отпустите ее, или я буду стрелять!
– Тогда сдаюсь. – Он отпустил Энн, поднял руки и повернулся.
Незнакомец был весь в черном: черный плащ, черная рубашка, черные брюки, черные сапоги. Его волосы и глаза были чернее ночи. Его голова касалась потолка, его плечи заполняли пространство между стропилами.
Мрачный гигант замер посреди ее комнаты, сделав попытку поднять руки, однако потолок в мансарде был явно не рассчитан на его рост.
– Прошу вас, мэм, не стреляйте, – сказал он с усмешкой. – Комнате и без того нанесен ущерб. Эта леди напала на комод с кочергой.
– Держите руки так, чтобы я могла их видеть! – бросила Эдит. – Станьте на колени!
Незнакомец немедленно опустился на колени. То была поза человека, ждущего казни. Но, несмотря на покорную позу, его вряд ли можно было считать побежденным, такая мощь и сила исходили от его смиренной фигуры.
Энн припала к кровати, думая о том, что у нее никогда больше не хватит духа спать здесь. Комната выглядит почти как прежде, хотя на углу комода, там, куда она угодила кочергой, белеют щепки. Кто-то пытался ее убить. Незнакомый человек стоит на коленях в ее спальне. Девушке стало дурно.
– Их было двое, – прошептала она, – у его сообщника было оружие… нож, кажется. Он убежал.
– Это не мой помощник, а моя добыча – если бы вы не вмешались, мэм.
Человек повернул голову и посмотрел на нее. Под густыми черными ресницами блеснули необычайно красивые золотисто-карие глаза. А лицо! Спокойная властность архангела, находящего нечестивую радость в трепете смертных перед неотвратимостью неизбежного.
– У меня при себе пара пистолетов, – обратился он к Эдит и тете Сейли. – Вы должны либо разрешить мне положить на пол свое оружие, либо сами меня разоружить. Возможно, найдется более удобная комната, где мы могли бы все обсудить, что-нибудь более
