остановился лицом к востоку. Отблески восходящего солнца окаймляли темные волосы. Голая спина блестела над просторными шароварами из белой хлопчатобумажной ткани. Некоторое время он стоял совершенно неподвижно, потом начал двигаться. Медленный, размеренный танец, словно его тело вычерчивало тайные руны в тихом воздухе, почти как если бы он поклонялся занимавшемуся рассвету.
Но неспешно и неумолимо его движения становились все резче. Танец набирал темп. Удары и выпады смешались в неясное пятно. С искаженным лицом он подпрыгивал и бил ногами, снова и снова, словно сражался с невидимым демоном – пока несколько фигур не появились из тумана.
Энн устремила на них взгляд и чуть не вскрикнула. Но Джек остановился, руки его упали, словно совершенно расслабленные, и он повернулся к ним лицом. Два матроса. Все трое заговорили. Несколько обрывков, долетевших до нее, были произнесены на языке, ей неизвестном.
Внезапно ощутив слабость, Энн отвернулась от окна. Сердце у нее гулко забилось. Спотыкаясь, она подошла к креслу у огня и протянула руки к пламени. Эти люди пришли за ним.
Перед ее закрытыми веками проносился водоворот мыслей и образов. Тело Джека. Его глаза. Восторг, который они пережили вдвоем.
Что она наделала?
Она случайно попала в мир, которого не принимала. Она полюбила человека, который был так странен, так ужасен, так красив, что это было за пределами ее понимания. Она поймала в ловушку дракона и попыталась приручить его. Теперь дракон расправит свои огромные крылья, разнесет ее маленькую плетеную клетку в куски и улетит. Она никогда больше его не увидит. Но она провела ночь, выковывая цепи, которые вырвут у нее сердце, когда он уедет.
А что она сделала с ним?
Энн заставила себя подойти к умывальному столику. Нужно умыться, одеться и приготовиться проститься с ним. Он, пожалуй, захочет, чтобы она казалась храброй. Он, пожалуй, захочет думать, что сможет оставить ее здесь умиротворенной.
Вода в кувшине была еще чуть теплой. Она не стала звонить и просить принести свежей. Вдруг она ощутила на ноге струйку, пятнышко крови запятнало полотенце. Энн уставилась на него, а потом пошла к своему чемодану, чтобы достать все необходимое, думая при этом, что сердце у нее разорвется.
Она сидела в комнате для завтраков, когда он вошел.
– Энн? – тихо спросил Джек.
Он стоял в дверях, накинув странное одеяние.
– Вы получили вести с корабля, – сказала она. – Вы едете на Восток.
– Да.
Она опустила глаза на свои стиснутые руки.
– Хорошо. Я знаю, что вам не терпится.
– Не терпится?
– Да. – Она твердо решила не плакать. Но в горле у нее саднило, слезы обжигали, и внезапно ей не хватило сил держаться благородно, пусть даже вместо этого она покажется недалекой и ничтожной. – Вам, конечно, очень хочется вернуться ко всем этим экзотическим женщинам. Женщинам, которых не нужно ничему учить.
Он отвернулся, как будто она его ударила.
– Вы не понимаете, – сказал он.
– Если я не понимаю, так это потому, что вы не сказали мне всей правды. Дело не только в тайных происках России или в необходимости отыскать вашего друга. Женщины ждут вас по всей Азии, не так ли? Или… одна женщина.
– Какая женщина, Энн? О чем вы говорите?
Она обняла себя руками, словно для того, чтобы убаюкать свое горе.
– Почему вы окутали меня шелками вчера вечером? Почему на самом деле вы научили меня всему этому? Не пытались ли вы превратить меня в женщину, которую потеряли? В ту вашу спутницу в странствиях, о которой вы говорили, ту, чью жизнь вы спасли, когда на вас напали разбойники, но которую потом убили – это ведь была женщина, да? Она была вашей любовницей.
Она ждала, что он станет отрицать все, понимая, что этого не произойдет.
– Да, – подтвердил Джек.
– Это она научила вас этим порочным вещам?
– Да, многим.
– Она ведь была не англичанка?
– Разумеется, нет! Она была отчасти туркменка, отчасти татарка, отчасти, наверное, русская. Не знаю. Мы это не обсуждали.
– А о чем вы говорили?
– Ни о чем, мы почти не разговаривали. – Джек отошел в сторону. – Послушайте же, ведь это не имеет никакого значения. Я встретил ее. Мы стали любовниками. Она умерла. Некоторое время мы разделяли ложе и странствие, что не обязательно одно и то же, особенно когда имеешь дело с верблюдами.
– Очень жаль, – сказала Энн.
– Жаль? Почему?
– Что она умерла и разбила вам сердце. Он круто повернулся.
– Разбила мне сердце? Господи!
– Тогда чего вы стыдитесь? – спросила Энн. – Именно это увидела в ваших глазах ваша мать и не могла этого вынести, да? Стыд! Если не из-за всех этих экзотических женщин, тогда, наверное, из-за того, что вам не удалось спасти жизнь той, кого вы любили…
– Нет! Я не любил ее. Я не выбирал ее. Она купила меня на рынке.
Энн резко выпрямилась.
– Купила вас?
Глаза у него были решительные.
– Да, купила меня. Меня взяли в плен и продали в рабство, как животное. – Джек отвернулся и отошел. – Не очень-то соответствует тому яркому образу, который сложился обо мне в обществе?
Энн увидела, как необъятность океана нахлынула на него, волны пытаются схватить его. Он был рабом? Перед этим исчезла всякая ревность, всякое ощущение угрозы. Энн опустила голову.
Она открыла глаза, ее сердце разрывалось от нежности.
– Джек, я сожалею о том, что сейчас сказала. Я была не права. Я вас люблю. Вы для меня – свет и чудо.
– Вам не противно?
– Из-за того, с чем вы ничего не могли поделать? Разве это возможно? И это есть тот стыд, который так отравил вам возвращение домой?
– Быть может. Я думал, что этого никто не сможет понять. Падение. Не тела или духа – судьба послала мне довольно удачную хозяйку, – но души, полагаю.
– И все же вам очень хочется вернуться туда?
– Я должен вернуться только потому, что моя миссия в тех краях все еще не завершена. – Он нахмурился. – Но теперь я боюсь.
– Вы один из самых храбрых людей, каких только можно себе представить, – сказала она.
– Безрассудная храбрость – вещь куда более легкая, если не слишком ценишь свою жизнь. К сожалению, теперь я хочу жить. – Он посмотрел на нее со странным сочувственным юмором. – Это и был тот риск, на который я пошел, когда этой ночью мы ласкали друг друга.
Слезы заструились по ее лицу.
– Я вызвала у вас желание жить? Он кивнул.
– Но не думаете ли вы, будто я хочу провести остаток своей жизни с племенами, которые считают предательство разновидностью чести? Не думаете ли вы, что я стремлюсь к одиночеству пустынь и гор? Да, там великолепно. Пожалуй, это даже стоящее дело – или было бы стоящим, если бы я не потерпел такой жалкой неудачи со спасением рукописей Тоби. Но эти годы часть за частью лишали мое тело души. Вчера ночью вы твердо решили вернуть ее на место. Вряд ли я вынесу, если снова потеряю ее.
– Но я ничего вам не дала, – возразила Энн. – Я обычная, упрямая и невежественная в том, что касается этого мира.
– Вы обладаете храбростью дракона, – сказал он. – Вы дали мне свободу. Вы вернули мне себя. Я люблю вас больше жизни, но вы действительно лишили меня безумной бравады, Энн. Мне не видать вашей храбрости.
– Вся моя храбрость – это только та храбрость, которой вы одарили меня. Настоящая храбрость – это то, что сейчас вы показываете мне. Вернуться назад в Азию, хотя вы считаете, что вам есть что терять. Настоящая храбрость – это то, что заставляло вас жить, когда вы были там. И только настоящий героизм позволяет вам сказать мне сейчас, что вы меня любите.
– Да, видит Бог, я люблю вас! Я люблю вас, моя храбрая жена. Если бы существовал способ снять с себя бремя этого долга, я бы это сделал. Но если Тоби жив, то находится в невообразимо ужасных условиях. Я – единственный человек, который представляет себе, где его искать и как там передвигаться. Если я могу вызволить его, я должен это сделать!
– Да, – сказала она, – да, должны. Я это понимаю. Я бы осталась здесь ждать вашего возвращения, если бы это был единственный ответ на нашу дилемму.
– Я не жду этого. Наш брак – это брак по расчету. Я вообще ничего не жду от вас.
– Но вы должны ждать, потому что я буду любить вас вечно, Дикий Лорд Джек, всем сердцем, всей душой и всем телом. Неужели вы не поняли, что вы и этим рисковали минувшей ночью? Что вы накрепко привязали меня к себе? Так что теперь наша храбрость только друг в друге.
– И все же я должен вас оставить, – сказал он.
– Но я могу отправиться с вами – не до того места, где находится темница Тоби, конечно, но куда можно. Почему бы и нет?
Джек недоверчиво взглянул на нее:
– И вы готовы оставить Англию, оставить ваших родных, бросить свою работу с окаменелостями?
– Да, да! Это ведь не навсегда, но тем временем у нас будет несколько месяцев на корабле, а после этого по крайней мере какая-то поездка по суше. Может быть, если мы будем вместе, мы создадим нечто настолько сильное, что это будет поддерживать нас обоих.
Он задрожал, словно от мощного порыва ветра.
– Господи, вы не понимаете, как меня подмывает согласиться. И вы не понимаете, о чем просите, Энн.
– Я ведь никогда этого не понимала, да? Но всякий раз мне удавалось настоять на своем. Это правильно. Я это знаю, Джек. Держите меня при себе, пока я даю вам храбрость. Оставьте меня, когда я стану для вас обузой. Почему бы и нет?
– А если я не вернусь? Если вы останетесь одна в Индии?
– Тогда у меня останутся все эти месяцы и воспоминания, и о вас тоже.
– Мы, наверное, уже зачали ребенка.
Она покачала головой,
