– Это щедрое предложение, но я не могу его принять. Вы не допускали вольностей, на которые я не соглашалась бы по доброй воле. Откровенно говоря, именно у вас хватило самообладания и здравого смысла, чтобы остановиться. Если бы не вы, я бы согласилась на все, что вам угодно. – Это была унизительная горькая правда. – Вы явно остановили свой выбор на Джулиане, – сказала она, ненавидя себя за то, что эти слова ранят ее, словно удар ножа, и ненавидя еще больше тот факт, что он не стал отрицать сказанное. – Каковы ваши чувства по отношению к ней?
– Я считаю ее милой молодой женщиной, но никаких других чувств к ней не испытываю. – Он снова провел рукой по лицу. – Я не в состоянии думать ни о ком, кроме тебя.
– Я не являюсь богатой наследницей, – сказала они, впервые в жизни пожалев об этом.
– К сожалению, я об этом знаю.
– А это означает, что мимолетное безумие, которое было между нами, как бы оно ни называлось, закончилось. А если вы остановите выбор на Джулиане, вам придется рассказать ей правду о своем финансовом положении.
– Уверяю вас, что молодая леди – будь то леди Джулиана или кто-нибудь другой, – а также ее отец получат полную информацию об этом факте, – сказал он. – Хотите – верьте, хотите – нет, но большинство богатых наследниц даже не рассчитывают на брак по любви.
– Мне никогда прежде не приходилось бороться с соблазнами такого рода, – сказала она. – И это хорошо, потому что я, как оказалось, не умею этого делать. Но мне придется обязательно научиться этому. Немедленно. – Она сделала глубокий вдох, потом продолжила: – Я предложила вам помочь расшифровать последние слова вашего отца и не отказываюсь от этого. Но никаких интимных отношений между нами больше не должно быть.
Они еще несколько мгновений смотрели в глаза друг другу, потом он кивнул.
– Никаких интимных отношений между нами больше не должно быть, – безжизненным тоном повторил он. – Приношу вам искренние извинения за свое поведение.
– А я прошу извинить меня. Теперь, с вашего позволения, я хотела бы вернуться домой.
– Я вас провожу, – сказал он таким тоном, что было ясно: никаких возражений он не потерпит.
Она кивнула и, подняв выпавшую из рук кочергу, быстро пошла по направлению к дому.
Когда они добрались до стеклянных раздвижных дверей, сквозь которые она вышла из дома, он, положив руку на бронзовую ручку двери, сказал:
– Если завтра утром после завтрака вы придете в мой кабинет, я покажу вам запись последних слов моего отца.
Она кивнула:
– Я приду.
Он открыл дверь, и она проскользнула внутрь.
Его рука прикоснулась к ее предплечью, от чего по спине пробежали мурашки, но даже когда он прошептал «Сара», она не обернулась, боясь, что если сделает это, то не найдет в себе сил уйти. Ей хотелось поскорее остаться одной, и она поспешила к лестнице. Войдя в свою спальню, она закрыла за собой дверь и, тяжело дыша, прислонилась к ней спиной.
На какое-то волшебное мгновение она позволила себе забыть о том, кто она такая. Она почувствовала себя увядшим растением, которое наконец удосужились полить и которое впитывало теперь каждую каплю дивных, незнакомых ей чувств. А потом на нее тяжелым ударом обрушилась реальность.
Ей нужно было забыть его поцелуй. Его прикосновение. Его улыбку. Его смех.
Ей нужно было забыть его. К сожалению, именно это ей меньше всего хотелось сделать. Хотя это было единственным, что она могла сделать.
Придет ли она?
На следующее утро Мэтью, прохаживаясь туда-сюда перед письменным столом в кабинете, задавал себе все тот же вопрос, который мучил его с тех пор, как она ушла от него прошлой ночью. Придет ли Сара, как обещала? Или передумает?
Может быть, она, как и он, провела бессонную ночь? Может быть, она занималась упаковкой вещей, готовясь уехать и никогда больше не вернуться?
Мысль о ее отъезде вызывала мучительную боль. Остановившись, он сердито взглянул на каминные часы, с огорчением обнаружив, что сколько бы сердитых взглядов ни бросал на стрелки, заставить время бежать быстрее было невозможно.
С усталым вздохом он опустился в кресло возле камина. Упершись локтями в расставленные колени, опусти и на руки голову и закрыл глаза.
Перед внутренним взором немедленно материализовался ее образ. Она предстала перед ним такой, какой была прошлым вечером в своей спальне: голой, мокрой, возбужденной, с волосами, которые он привел в беспорядок своими нетерпеливыми руками. Ее веки отяжелели от возбуждения, соблазнительные губки были влажны, полуоткрыты и припухли от поцелуев. Руки крепко обнимали его. Мягкие округлости ее тела таяли от наслаждения, прижимаясь к нему. Потом, когда она появилась в саду, она показалась такой беззащитной, что его желание, которое ему как-то удавалось до тех пор держать под контролем, вырвалось наружу. Пришлось призвать на помощь всю силу воли, чтобы остановить безумие, охватившее его сразу же, как только он прикоснулся к ней.
«Если бы вы не остановились, я бы согласилась на все, что вам угодно».
Ее слова преследовали его всю долгую ночь, порождая десятки чувственных образов всего того, что ему хотелось бы проделать с ней. И он подумал, что ночь могла бы пройти совсем по-другому, если бы не вмешалась его проклятая совесть.
Но почему? Почему именно эта женщина? Что в ней такого, что заставило его совсем потерять самообладание?