— Да, я помню историю…
— Ты ее не знаешь! Ты привык видеть в ней сказку, поэзию, мелодию, поучительный рифмованный сюжет. Для тебя нереальны слова древних песен, и я знаю, почему. Ты сам слишком многое придумывал в песнях, чтобы поверить в то, что сложили до тебя!
Пораженный вспышкой Аскина, я молчал.
— Враг пришел из своего мира. Не Земли и не нашего Алора. Он хотел захватить мир людей, но ему не хватало сил. Тогда Враг создал на Алоре купол, где поселил похищенных с Земли людей, и стал изучать их поведение, ожидая прибытия помощи.
— Это говорится и в песнях, — попытался защитить я свою профессию.
— Красивые слова лгут, — обрезал Аскин. — Мы храним истину.
— Кто «мы»?
— Говорящие с Богами. Не те несчастные, что бродят по дорогам, разговаривая с несуществующими. Те, кто создают правду из лжи, ищут зерна истины в песке домыслов. Те, кто стоит над гайдами и мечниками.
— Вы против гайдов? — тихо спросил я.
— Мы не против кого-либо. Мы за людей. За всех, даже тех, кто остался в мире Земли.
Я посмотрел на окно, где мутный камень светился в рассветных лучах. Так и не отдохнул… Сейчас возбуждение прогнало усталость, но днем мне будет тяжело. А к вечеру надо уходить из замка — кончаются три дня, дарованные законом.
— Аскин, я не скажу, что поверил в твои слова. Но и отрицать их не буду. Чего ты хочешь от меня?
— Я дам тебе карту, менестрель. На ней указан Купол.
Позволив себе улыбнуться, я ждал продолжения.
— Это недалеко отсюда, менестрель. Пять дней пути по горным тропам. Дорога опасна, но с картой ты сможешь ее пройти. Ты увидишь Купол и поверишь в мои слова. Ты найдешь в куполе следы Врага… а может быть — и его самого. Тот ц-трэс, что бежал из нашего Храма…
— Кто?
— Они называют себя ц-трэсами, а свой мир — Лотаном. Этот враг мог пойти к куполу, в надежде найти там оружие или других Врагов. Мы послали за ним три группы, две — замаскированные под мечников, и одну в наших одеждах. Вернулся лишь один Говорящий из третьей группы. Он рассказал, что их окружили мечники, окружили и уничтожили.
— Чьи мечники?
Я уже не удивлялся. Мной овладел самый настоящий ужас. Постыдный ужас человека, давно уверовавшего в собственную безопасность. Никто не убивает Говорящих с Богами и менестрелей! Но если сделали одно исключение, то…
— Мечники не носили гербов. И еще. Наш человек сказал, что они были погружены в беспамятство.
— Беспамятные не способны убивать!
— Но они убивали. Кто-то смог преступить законы.
Мир, бывший прежде таким ясным и знакомым, рушился на глазах. Проще всего было не поверить Аскину. Но он сказал слишком много странных вещей, чтобы они оказались ложью. Слишком много.
— Чего ты ждешь от меня? Я не воин, и даже не могу взять в руки меч.
— Меч здесь не поможет. Ты менестрель. Ты привык ходить в одиночку и быть незамеченным. Возможно, ты пройдешь. Возможно, тебя просто не станут убивать, даже если и заметят.
— Ты посылаешь меня на верную смерть!
— Однажды я дал тебе жизнь. И, в конце концов, разве ты не менестрель? Ты можешь отказаться от такого дара? Увидеть Купол и Врага?
— Что я должен делать в Куполе? — уже понимая, что сдаюсь, спросил я. — И что смогу предпринять, если Враг — там?
— У тебя есть Айлок. Это сильнее меча. А запрет убивать распространяется лишь на людей. Врага вправе убить даже менестрель.
— А если его там нет?
— Купол — лишь первая часть твоего пути, Влад. Ты должен пройти по землям диких Островов и найти второго Врага. Вот этого не сможет больше никто.
— Найти и убить?
— Да.
Я смотрел на Говорящего с Богами, чувствуя, как мои пальцы сами собой сжимаются на прикрытом чехлом грифе гитары. Вот оно — мое оружие. Единственное, доступное менестрелю. Я не мечник, я не гайд. Я не могу убивать.
Но если надо убить Врага?
— Потом я должен идти к гайду Вэйну. И убить Врага, который живет в его замке. Так? — я не спрашивал, я утверждал.
— Да, менестрель.
— Это смерть.
— Твоя жизнь — моя, — просто сказал Аскин.
Да, это так. И не важно, что лишь мы с Аскином знаем это. Я привык платить долги, а долг жизни — главный из них. Я заучил это еще в детстве, вместе с молитвой Ушедшим Гайдам и именами гайдов Бессмертных.
Я должен платить долги.
— Аскин, но ведь прошло двести лет с тех пор, как Бессмертные Гайды сокрушили Врага. Как смогли выжить пленные, если… — я запнулся. А как прожили этот срок сами Бессмертные Гайды?
Видимо, Аскин понял мою мысль. Он не стал отвечать, лишь достал из кармана и положил мне на колени сложенный вчетверо лист бумаги. Большой лист, если это карта, то очень подробная.
— Ты берешь карту?
— Я еще не решил, Говорящий с Богами.
Аскин пожал плечами.
— Решай до обеда, менестрель. Если ты не захочешь пойти, то сожги карту. А тело твое пусть будет у подножия сторожевой башни.
Я кивнул. Долги платят. Долг жизни — или послушанием, или жизнью. Иного не дано.
— Аскин, ты рассказал мне не все.
Он молча кивнул.
— Почему бежал плененный Враг? Почему вы так испугались его бегства?
Мгновение поколебавшись, Аскин сказал:
— Я отвечу на первый вопрос. Второй ясен и так — мы испугались, потому что Враг захотел убежать. Он не пытался никогда. Он знал, что это ничего не изменит. А если Враг бежал — значит, увидел надежду уничтожить нас.
Я кивнул, принимая ответ. Аскин встал и шагнул к двери.
Интересно, а действительно ли я люблю жизнь? Свою и чужую? И погибнут ли другие, если мое тело ляжет у подножия сторожевой башни гайда Ириана?
— Оставь тот порошок, что ты предлагал мне, — остановил я Аскина, уже стоящего на пороге. — Мне нужно петь перед уходом, а я лишился сна по твоей милости.
Аскин снизошел до быстрой улыбки.
— Я не сомневался в тебе, менестрель.
Кожаный мешочек с порошком лег на стол. А дверь за Аскином закрылась. Смогу ли я узнать его среди других Говорящих?
Вряд ли.
Высыпав порошок — черный и влажный, больше всего напоминавший пахотную землю, на ладонь, я проглотил его. Ни вкуса, ни запаха. Запил вином. Камни тепла тусклыми угольками легли на стеклянное
