мне велел... Я поверил тебе и надеялся, что мы скоро встретимся, ну вот и дождался... За это время мне дважды стирали память... Про детство, сказали, я никогда не вспомню... А вот увидел тебя – и вспомнил...
Он почувствовал, что трубка мешает чему-то, и обнаружил, что пьет виски прямо из горлышка, не ощущая ни вкуса, ни крепости. Только страшное напряжение в груди постепенно ослабевало. Приступ горячки прошел, он взял себя в руки и вытер платком мокрое лицо.
– Я думал, мы выпьем вместе, – как бы оправдываясь, сказал Макс. – Не знал, что тут будет перегородка... И цветы купил, как дурак...
– А я думал...
Человек из прошлого сгреб ладонью лицо, смял, стирая проявления ненужных эмоций.
– ...Я думал, что это провокация, только не знал – чья. Ведь прошло столько лет... Как ты попал сюда?
Макс жадно рассматривал отца, который вовсе не напоминал несчастного старика-арестанта. Моложавый мужчина, на вид не больше пятидесяти, гладкая кожа, крепкая шея, округлые плечи, ясные, очень внимательные глаза, из которых исчезли недоверие и настороженность... Даже загар на лице! В голове крутились слова таксиста Бронека:
«...в Уормвуде он если и не поправился, то, во всяком случае, не сильно похудел...»
– Алексей Иванович... Он рассказал все и фотографию дал... А где ты загорел?
– Какую фотографию? Где мы втроем у дворца? Помню, – отец кивнул. – А загорел... Тут это просто. Солярий, кварц, сауна, бассейн, тренажерный зал. Можно гулять во дворе... Библиотека, свежие газеты каждое утро...
– А где мама?
– Здесь же, в другом блоке. Мы можем встречаться хоть каждый день. Ее донимает давление, сейчас она в лазарете.
Врачи не разрешили свидания: нервные нагрузки ей ни к чему.
Судя по спокойствию отца, речь шла об обыденных болячках, не вызывающих особого беспокойства. Макс поверил, что с матерью все в порядке. Может быть, потому, что в детских воспоминаниях она занимала немного места.
– Чем ты занимаешься? – спросил отец. Он уже взял себя в руки и казался совершенно спокойным. – Они обещали позаботиться о тебе...
Макс кивнул.
– Так и было. Хороший детский дом, образование, практичная специальность. Я – радиоэлектронщик, сейчас работаю в компьютерной фирме.
– Сколько ты зарабатываешь?
К такому вопросу Макс был не готов и брякнул наобум:
– Пять тысяч в месяц.
– 'Пять тысяч' – чего? – переспросил отец.
– Рублей, конечно, – усмехнулся Макс. – Не долларов же!
– Ничего не понимаю! Это огромная сумма, столько стоил автомобиль! И при чем здесь доллары? Раньше за них сажали в тюрьму!
– Раньше! Сейчас все по-другому. Другие цены, другие деньги, другие законы... Другая жизнь! Не узнаешь.
– Скоро увидим. Через год и девять месяцев. Отец задумался, что-то прикидывая.
– А может, еще раньше. Где ты живешь?
– Там же, где жили вы...
– Вот как? – Лицо отца напряглось. – Это же служебная квартира?
– Уже нет. Они хорошо относились ко мне. И решали все мои проблемы.
– У нас тоже будут проблемы, – озабоченно сказал отец. – Очень много проблем. Надеюсь, к ним тоже отнесутся с пониманием...
Он тряхнул головой и сменил тему.
– У тебя хорошее произношение. Часто выезжаешь? Только тут Макс осознал, что они говорят по- английски.
– Спецшкола, международные контакты, постоянная языковая практика. Может, перейдем на русский? Отец покачал головой.
– Я его почти забыл. Да и лучше, чтобы язык был понятен персоналу.
– Хорошо, – согласился Макс. – Знаешь, я боялся этой встречи. Боялся увидеть чужого незнакомого человека. А увидел своего отца. Может, поужинаем вместе? Ведь вас отпускают ненадолго?
Отец едва заметно улыбнулся.
– Да. Но на шпионов и других государственных преступников это не распространяется.
– Жаль. Но я рад, что ты прекрасно выглядишь. Мне кажется, от тебя пахнет дорогим одеколоном. Или морским ветром...
– Это ассоциативное восприятие. Через телефон запах не передается, через стекло не проходит. Но одеколон у меня действительно неплохой.
– А мама не постарела?
– О, мама! – отец подкатил глаза. – Она в великолепной форме. У нее просто вторая молодость.
Максу показалось, что в последних словах прозвучал сарказм.
За стеклом появился охранник.
– Пора заканчивать, – сказал отец. Лицо его как-то сразу потухло.
– Ты ни разу не назвал меня по имени... Как меня зовут? По-настоящему? – неожиданно для себя спросил Макс. – Ведь я не Максим на самом деле, и никакой не Карданов... Кто я?
Отец напряг желваки, подумал.
– Сейчас не время и не место говорить об этом. Извини. До свидания. Я надеюсь, что оно не за горами. Ведь так говорят в России?
Том Томпсон улыбнулся, встал и, не оборачиваясь, направился к выходу. Охранник пропустил его, вышел следом и закрыл дверь.
Макс посидел, сделал несколько глотков из фляжки, покрутил неуместные здесь цветы. Только что он встретился с профессионалом, разведчиком высочайшего класса, нелегалом Птицей. У таких людей есть десятки тайников в душе, куда они привыкли складывать самые сокровенные чувства. Но это была встреча с отцом, и тот не пользовался тайниками. По крайней мере, Макс был в этом убежден.
Он отхлебнул виски в последний раз, спрятал фляжку в карман и вышел. Сейчас ему хотелось только одного: добраться до гостиницы и повалиться спать. Бархатистые темно-вишневые розы остались лежать на столе комнаты для свиданий.
– Ну что? – спросил его следующим утром в «Бинго-Бонго» обладатель трех подбородков, неторопливо разворачивая газету. Он выглядел усталым и невыспавшимся. Наверное, вредно пить столько пива.
– Я видел его, – сообщил Макс. – Мы узнали друг друга. Он хорошо выглядит, настроение бодрое...
– А мать?
– Приболела. Давление. Врачи не разрешили свидания.
– Это плохо. Как ваши впечатления? Нервозность, наигрыш, фальшь? – осведомился толстяк, не отрываясь взглядом от портрета Джона Мейджора на газетной полосе.
– Исключено, – уверенно сказал Макс. – Он был абсолютно искренен. С ними все чисто.
– Это хорошо, – сказал обладатель трех подбородков и почесал один из них. Он не разделял уверенности Макса.
Потому что наблюдение, установленное резидентурой, показало: за два часа до свидания Карданова с отцом в ворота Уормвуд-Скрабз въехал «Ситроен-ХТ» с затемненными стеклами. Он не принадлежал сотрудникам и не входил в число обслуживающего и служебного транспорта. Да если бы и входил, то все равно должен был остаться на внешней стоянке. Внутрь заезжают только фургоны для
