Куракину было не до того, он искал Макса Карданова... Впрочем, какое это имеет значение? Куракин мертв. И Атаманов мертв, хотя сам еще не знает об этом: шевелится, пьет, доверительно кладет руку на плечо, говорит – горячечно и вроде бы искренне...
– Я отдам их тебе, да! Я прикажу – и этих скотов привезут в багажнике, ты можешь порезать их на куски... Мы вместе порежем их на куски! Вместе! Да... Хотя я слышал... Один умер от инсульта, а одного убили... Сломали шею! Так ему и надо!
– Так им и надо! – кивнул Фокин. Он вновь нырнул в волны опьянения и погружался все глубже и глубже. – Я слышал – и третьего убили. И тебя убили – тоже слышал... Может, брешут?
Атаманов потер себе уши.
– Тебя развезло. И меня развезло. Сколько же мы выпили?
– Много. Пора по домам.
– Но ты оценил мою откровенность? Ты понял, что я твой друг?
– Оценил. Понял. А ты все понял?
– И я понял, что мы друзья. Давай поцелуемся...
– Давай.
Фокин уклонился от влажных, напоминающих гусеницы губ и поцеловал убитого им человека в щеку.
В гранитном зале атамановской дачи горел камин, желтые всполохи огня переливались в полированной меди жароотражающего экрана, горячий воздух приятно согревал озябшие руки. Хозяин сидел в кресле на медвежьей шкуре и длинной кочергой ворошил потрескивающие поленья.
– Их будет трое, – сообщил стоявший в стороне на каменном полу Ринат. В непротопленном помещении было прохладно, и он пожалел, что снял пальто. Но не снять – означало проявить неуважение к хозяину.
– А нас четверо. Мы дадим им сделать основную работу, а потом вмешаемся и заберем все.
От Итальянца пахло дорогим одеколоном, Атаманов поморщился – то ли от приторного запаха, то ли от прямолинейной стратегии подчиненного.
– У тебя точная информация, что их трое? – недовольно спросил он.
– Стопроцентная! – Итальянец улыбнулся и тем вызвал еще большее раздражение шефа.
– Справитесь? Наш друг в одиночку уже обламывал рога вам троим...
Черные глаза недобро блеснули.
– Тогда он был нужен живым и невредимым! А сейчас... Что он сможет сделать после выстрела из засады?
– Ну-ну... – с неопределенной интонацией произнес Атаманов. – А кто остальные двое?
– Старая рухлядь – отставники. Говорить не о чем.
– Ну-ну, – с прежней интонацией повторил Атаманов. – Смотри, не ошибись. Где будет проходить операция?
Теперь уже Итальянец испытывал сильнейшее раздражение. Шеф явно считал его холуем и даже не пытался это скрыть. Он явно давал понять, что толстая и мягкая медвежья шкура не для него, не для него умиротворяющий жар камина, да и бриллианты на фантастическую сумму тоже не для него. Единственное, в чем ему не отказывают, – в праве рисковать своей задницей и таскать каштаны из огня...
– Есть основания считать, что Евсеев где-то на Французской Ривьере. Макар уже ищет его в Монако. А наш друг летит в Лондон. Мои люди его сопроводят. Я до последнего буду тут, постараюсь точно разузнать, что к чему...
Обгорая, поленья меняли форму, и аккуратно сложенная пирамида начинала разваливаться. Хозяин подхватил щипцы и, придвинувшись поближе, стал восстанавливать костер.
– Кто полетит в Лондон?
– Крышевой и Гайдан. Они сообразительней других.
– Да уж... Завтра их ко мне на инструктаж. Одного в десять, другого в одиннадцать.
– Понял. – Ринат кивнул. Он понимал, что это за «инструктаж» по часу на каждого. Шеф наобещает золотые горы и настрополит их следить за ним и друг за другом. И попугает, конечно. Кнут и пряник. Чтобы не убежали с добычей.
– А как эти...
Одно полено никак не поддавалось, и Атаманов наклонился вперед, сосредоточенно работая щипцами и кочергой одновременно.
– Кто? – Ринат подумал, что шеф сейчас вывалится из кресла, и злорадно ждал этого момента.
– Те быки, которые бабу... Ты их должен был проучить...
– Не вышло! Татарин сам помер, а Маза и Лобана кто-то пришил...
– И третьего?! – вскинулся Атаманов и выпрямился. – Откуда же он узнал?
Теперь шеф сидел устойчиво и упасть не мог, но тем не менее вдруг нырнул головой вниз, выронил кочергу и растянулся на шкуре. Ринат бросился помочь, но шеф не пытался встать, не двигался и вообще не подавал признаков жизни. Итальянец пощупал шейную артерию. Пульса не ощущалось. Илья Атаманов был мертв.
Доставая сотовый телефон, Итальянец понял, что судьба передала бриллианты в его руки.
Поздним вечером в квартире Фокина зазвонил телефон. Подполковник только вышел из ванной и собирался ложиться спать.
– Да, – грубо сказал он в трубку.
– Добрый вечер, Сергей Юрьевич, – раздался властный, привыкший командовать голос. Фокин подумал, что звонит сам Арцыбашов. – Это Локтионов.
Что ж, он не очень сильно ошибся. Локтионов еще более крупная фигура, потому что обладает властью, деньгами и широкими возможностями сам по себе, независимо от должности, которой можно в любой момент лишиться.
– Мне нужно поговорить с вами. Сейчас. Наедине. Вы слушаете?
– Да.
– Моя машина стоит недалеко от вашего дома, у парикмахерской. Обычная черная «Волга» с включенными противотуманными фарами.
Локтионов положил трубку.
«Откуда он знает, где я живу? – пришла глупая мысль. – И зачем я ему понадобился около двенадцати ночи?»
Он быстро оделся, сунул «ПММ» в правый карман куртки и вышел на улицу. Распаренное тело остро ощущало проникающий в складки одежды холод. Зябко. Неуютно. И в душе тоже холод и пустота. Если это засада – хер с ним! Постреляем напоследок...
На темной улице возле парикмахерской действительно стояла черная «Волга» с желтыми огоньками включенных «противотуманок». Зловеще отблескивали зазеркаленные окна. Большой палец привычно выключил предохранитель. Когда-то он специально тренировался стрелять через карман...
Левой рукой Фокин резко распахнул правую переднюю дверь, не наклоняясь, присел и, топорща карман, оглядел салон. За рулем сидел Локтионов, больше в машине никого не было.
– Прикройте дверцу, на улице прохладно. Я один. Подполковник все-таки заглянул за спинку сиденья – не прячется ли кто на полу. Нет, все чисто. Он сел рядом с водителем.
– Неужели вы совсем без охраны?
– Первый раз за много лет, – усмехнулся замминистра. – У меня, правда, есть пистолет, но вряд ли я сумею управиться с ним так же ловко, как вы со своим.
Он взял с приборной доски кожаный портсигар, достал тонкую коричневую сигарку.
– Закурите?
– Нет.
Локтионов прикурил от зажигалки. По салону распространился аромат дорогого листового
