находилось окно, и через прозрачную штору я видела очертания дерева, его все еще голые ветви, хотя был конец апреля.
– Я крайне сожалею, что должен сказать вам, – начал врач, – но это…
– Я не хочу знать.
– Ливи. – Крис взял меня за руку, я оттолкнула его.
– Боюсь, это прогрессирующее заболевание, – сказал врач.
Я чувствовала, что он наблюдает за мной, но я смотрела на дерево за окном.
Это расстройство поражает спинной мозг, медленно, чтобы я поняла, начал объяснять он, и нижний отдел мозгового ствола, а также крупные двигательные нейроны коры головного мозга. Оно выражается в прогрессирующей дегенерации двигательных нейронов и в прогрессирующем ослаблении и, в конце концов, полной атрофии мышц.
– Вы не можете знать, что это именно оно, – заявила я. – Вы не можете быть уверены.
Есть возможность проконсультироваться у другого специалиста, сказал он. Более того, он даже рекомендует мне сделать это. Он продолжал говорить о доказательствах, которые собрал: результаты спинномозговой пункции, общая потеря мышечного тонуса, слабость моей мышечной реакции. Он сказал, что обычно данное расстройство поражает сначала кисти рук, продвигается вверх по предплечьям к плечам и поражает нижние конечности позднее. Однако в моем случае, процесс, по-видимому, идет в другом порядке.
– Значит, у меня может быть что-то другое, – заметила я. – Значит, вы до конца не уверены?
Он согласился, что никакую из медицинских наук нельзя назвать точной, но потом сказал:
– Позвольте спросить вот о чем: у вас были мышечные фибрилляции этой ноги?
– Фиб… что?
– Быстрое подергивание. Вибрация.
Я отвернулась к окну. Не поддамся, подумала я.
– Ливи? – спросил Крис. – У тебя дергались…
– Это ничего не значит. И вообще, я могу с этим справиться, вылечиться. Просто нужно делать больше упражнений.
Именно этим я поначалу и занималась. Быстрая ходьба, подъем по лестницам, поднятие тяжестей. Я продолжала участвовать в акциях движения, подгоняемая страхом и злостью. Я докажу, что они ошибаются, думала я. Я заставлю свое тело работать, как машина.
На протяжении пяти месяцев Крис разрешал мне сохранять мое место исполнителя до первой ночи, когда из-за меня группа действовала не так быстро. Тогда он назначил меня подавать сигнал тревоги, сказав в ответ на мои крики и протесты;
– Не спорь, Ливи.
Я должна посмотреть фактам в лицо, сказал он.
Я покажу тебе факты, ответила я и отправилась в университетскую клинику заново делать обследование.
Результаты оказались такими же. И когда врач закрыла дверь и повернула свой стул, чтобы видеть мое лицо, и села так, что ее колени практически касались моих, я поняла.
Она сказала, что все не так уж плохо, хотя и называла мою болезнь болезнью, а не щадящим словом «расстройство». Она сказала, что мое состояние будет ухудшаться неуклонно, но медленно, медленно, подчеркнула она. Сначала мои мышцы ослабнут, потом атрофируются. По мере того как нервные клетки головного и спинного мозга будут дегенерировать, они будут посылать беспорядочные импульсы в мои руки и ноги, которые начнут подергиваться. Болезнь будет прогрессировать от стоп и от кистей рук внутрь, пока я не окажусь полностью парализованной. Однако, подчеркнула она своим по-матерински мягким голосом, я всегда буду контролировать функцию тазовых органов, И мой ум и сознание не будут поражены, даже на последних стадиях болезни, когда она доберется до моих легких, приведя к атрофии и их.
– Вы имеете в виду, что я будут точно знать, насколько я омерзительна, – сказала я.
– Знаете, Оливия, – произнесла она, трогая кончиками пальцев мое колено, – я серьезно сомневаюсь, что Стивен Хокинг считает себя омерзительным. Вы же знаете, кто это?
– Стивен Хокинг? А какое он ко всему этому имеет.., – я отодвинула свой стул. Я видела этого человека в газетах, по телевизору. Электрическое инвалидное кресло, помощники, компьютеризованный голос. – Это БАС? – спросил я.
– Да. Расстройство двигательных нейронов, – сказала врач. – Просто поразительно, когда представишь, как он сопротивлялся все эти годы. Возможно все, и вы не должны об этом забывать.
– Возможно? Что?
– Жить. Весь цикл данной болезни занимает, как правило, от полутора до семи лет. Но скажите это Хокингу. Он живет так уже более тридцати.
– Но… вот так. В кресле. Прикованным… Я не могу. Не хочу…
– Вы сами удивитесь своим желаниям и возможностям. Поживете и увидите.
Узнав самое худшее, я решила уйти от Криса. Передвигаться по барже самостоятельно я уже не смогу, а жить здесь из милости я не собиралась. Я вернулась в Малую Венецию и начала собирать вещи. Подумаешь, снова поселюсь в Эрлс-Корте и найду себе квартирку. Буду работать в зоопарке, пока смогу, а когда не смогу, наверняка подвернется что-то другое. Какое мужику дело, если шлюха, которую он трахает, не может больше сцепить ноги у него на заднице или пройтись на пятидюймовых каблуках?..
Я писала Крису записку, сидя за кухонным столом, когда он явился домой.
