– Она подумала, что я стану говорить о мальчишнике.
– Интригующее различие, мистер Фарадей.
Под верстаком стоял высокий табурет на колесиках. Фарадей выкатил его и уселся. Сержант Хейверс примостилась с блокнотом на верхней площадке трехступенчатой стремянки, Линли остался на месте.
– Но, по-видимому, нам понадобится разъяснение, – проговорил Линли. – Потому что если вы не были на мальчишнике и просто использовали его как прикрытие для чего-то другого, возникает предположение, что вы, скорей всего, занимались чем-то другим, что полиции проверить гораздо сложнее. Как я уже сказал, вы должны были понимать, что мы все проверим, как только вы назвали нам фильмы и видеомагазин.
– Если бы я сказал что-то другое… – Фарадей потер шею. – Как все нескладно, – пробормотал он. – Послушайте, мои дела имеют отношение только к Ливи и ко мне, И не связаны с Флемингом. Я его не знал. В смысле, я знал, что он живет в Кенсингтоне, с матерью Ливи, но и только. Я никогда с этим парнем не встречался. Ливи тоже.
– Тогда, полагаю, вы без труда сможете изложить нам факты, связанные с ночью прошлой среды. Если они не связаны со смертью Флеминга.
Сержант Хейверс многозначительно зашуршала страницами своего блокнота. Фарадей посмотрел в ее сторону.
– Ливи верила, что история о мальчишнике надежна, – сказал Фарадей.—В других обстоятельствах так и было. Поэтому она и ожидала, что я сошлюсь на вечеринку, а не сделай я этого, она догадалась бы о некоторых вещах, которые ранили бы ее. Мне не хотелось причинять ей боль, поэтому я рассказал то, что она ожидала услышать. Вот и все.
– Насколько я понимаю, ссылку на мальчишник вы постоянно используете в качестве алиби.
– Я этого не говорю.
– Сержант? – попросил Линли.
И Хейверс начала зачитывать список магазинов, который дал им Нката, а также даты, когда эти фильмы брались напрокат на протяжении пяти последних лет. Она еще не выбралась из того, что было три года назад, когда Фарадей остановил ее.
– Я понял. Но я же не об этом говорю. История о мальчишнике не имеет никакого отношения к тому, за чем вы сюда пришли.
– Тогда, к чему она имеет отношение?
– Не к ночи среды и не к Флемингу, если вы на это надеетесь. Так вы хотите, чтобы я рассказал вам про среду или нет? Потому что я расскажу, инспектор – и мои слова подтвердятся, – но расскажу я только в том случае, если вы согласитесь забыть об остальном. – Когда Линли начал отвечать, Фарадей перебил его. – И не говорите мне, что полиция не вступает в сделки там, где речь идет о правде. Мы оба знаем, что вы постоянно это делаете.
Линли прикинул свои возможности, но понял, что мало смысла тащить Фарадея в Нью-Скотленд-Ярд для демонстрации полицейской силы и беседы с магнитофоном в комнате для допросов. Его собеседнику достаточно было позвонить адвокату и хранить молчание, и Линли остался бы лишь с той информацией, которую удалось извлечь из предыдущих разговоров с мастером.
– Продолжайте, – ровным голосом проговорил он.
– Так вы забудете об остальном?
– Я сказал, что меня интересует ночь среды, мистер Фарадей.
– Хорошо, – отозвался тот. – Ливи думает, что в среду ночью я занимался делом, которое требовало надежной истории-прикрытия. Я так ей и сказал, а поскольку она уже была знакома с нашей историей- прикрытием, у меня не было выхода, как рассказать ее и вам, когда вы пришли. Но дело в том… – Он пошевелил резиновую форму, поерзал на табурете. – Дело в том, что в среду ночью я был с женщиной. Ее зовут Аманда Бекстед. Я провел ночь в ее квартире в Пимлико. – Он посмотрел на Линли с некоторым вызовом, словно ожидал осуждения и подготовил себя к этому, и посчитал необходимым добавить: – Мы с Ливи не любовники, если вы думаете, что я ее предаю. И никогда ими не были. Просто я не хочу ранить ее, заставив думать, будто нуждаюсь в чем-то, что она хотела бы дать мне сама, но не может. Я не жду, что вы поймете, о чем я говорю, но я говорю вам правду.
Закончил Фарадей совсем раскрасневшись. Линли воздержался от замечания, что существуют разные виды предательства. Вместо этого он лишь попросил адрес и номер телефона Аманды Бекстед. Фарадей продиктовал их, сержант ХеЙверс записала. Фарадей добавил:
– Ее брат живет там же, в Пимлико. Он знает, что я был с ней. Он подтвердит. Как, наверное, и соседи.
– Вы ушли от нее рано утром, если наши сведения о вашем возвращении точны.
– Ливи ожидала меня около пяти, чтобы я забрал ее из дома матери. Что я и сделал. Хотя, как выяснилось, мог и не спешить. Они с матерью сидели за завтраком и все еще разговаривали.
– Ссорились? Фарадей удивился.
– Да нет. Восстанавливали дружеские отношения, я бы так это назвал. Они не общались с тех пор как Ливи исполнилось двадцать два года, поэтому им было о чем поговорить, а вот времени было не так много. Насколько я понял, они просидели за разговорами всю ночь.
– И о чем же они говорили?
Фарадей отвлекся на ближайшую к нему резиновую форму, большим пальцем погладил ее.
– Могу я предположить, – спросил Линли, – что они беседовали и на другие темы, помимо последнего упокоения праха Оливии?
– Это не имело никакого отношения к Флемингу, – сказал Фарадей.
– Тогда вы без опаски можете рассказать это нам.
