необъяснимо пугающее. Ах ты, бедолага, подумалось мне, ведь никто тебя не любит – ни за деньги, ни за так. И едва эта мысль пришла мне в голову, мне захотелось найти ей подтверждение. Я спросила: – Ну так что, перепихнемся? А твой приятель может посмотреть за лишних пять фунтов.
Он наклонил голову набок.
–Где?
Попался, подумала я и сказала:
– Место называется Саутерли на Глостер-роуд. Комната шестьдесят девять.
– Подходяще.
Я улыбнулась.
– Так как?
Он выпрямился. Пес тяжело поднялся.
– Я бы не отказался поесть. Мы с Тостом как раз собирались это сделать. Он посетил Выставочный центр, устал и проголодался. И немножко не в духе.
– Так значит, это все же был конкурс уродливых собак. Готова поспорить, он выиграл.
– В каком-то смысле, да. – Под его взглядом я собрала свои пакеты, и только тогда Крис заговорил: – Ну хорошо. Идем. Я расскажу тебе о своей уродливой собаке.
Ну и зрелище мы собой являли: пес на трех лапах и с кровавыми ранами на голове, молодой коммунист – борец за свободу, худой как жердь, в драных джинсах и в бандане, и шлюха в красном платье из спандекса, черных туфлях на пятидюймовых каблуках и с серебряным колечком в ноздре.
В тот момент я думала, что направляюсь на интересное состязание. Пока мы стояли у кирпичной уличной стойки китайской закусочной, где купили еду навынос, парень не выказывал особой готовности покувыркаться со мной, но я решила, что постепенно раскочегарю его, если правильно разыграю свои карты. Так обычно и бывает. Поэтому мы съели блинчики и выпили по две чашки зеленого чая. Пса покормили мясным рагу с грибами. Разговаривали мы, как люди, которые не знают, насколько можно доверять собеседнику и сколько сказать – откуда ты? кто твои родители? где учился? и из университета ушел? забавно все это, правда? Я слушала вполуха, потому что ждала: он вот-вот скажет мне, чего хочет и сколько за это заплатит. Рассчитываясь за еду, он вытащил приличную пачку банкнот, поэтому я прикинула, что можно раскрутить его монет на сорок. Когда же по прошествии часа мы все еще находились на стадии болтовни, я наконец спросила:
– Слушай, что будем делать?
– Извини? – переспросил он. Я положила руку ему на бедро.
– Рукой? Минет? Сунул-вынул? Спереди или сзади? Чего ты хочешь?
– Ничего, – сказал он.
– Ничего?
– Извини.
Лицо у меня вспыхнуло, позвоночник закаменел.
– Ты хочешь сказать, что последние полтора часа я провела, дожидаясь, пока ты…
– Мы поели. Я так тебе и сказал – не откажусь поесть.
– К черту! Ничего такого ты не говорил! Ты спросил где, и я сказала: Саутерли на Глостер-роуд, комната шестьдесят девять. И ты сказал…
– Что хочу есть. Что я голоден. И Тост тоже.
– Да пошел твой Тост! Я бы заработала тридцать фунтов.
– Тридцать фунтов? Он лишь столько тебе платит? И что же ты за эти деньги делаешь? И как чувствуешь себя, когда все заканчивается?
– А тебе какое дело? Червяк недоделанный. Давай деньги или я сейчас такое тут устрою!
Он посмотрел на прохожих и, видимо, прикинул реальность моей угрозы.
– Хорошо, – сказал он. – Но тебе придется потрудиться.
– Я так и сказала, не забыл?
Он кивнул.
– Сказала. Пошли тогда.
– Куда мы идем?
– Ко мне.
Я остановилась.
– Не получится. Или в Саутерли или никуда.
– Ты хочешь свои деньги?
– Ты хочешь свой секс?
Мы стояли в тупике на Уэст-Кромвелл-роуд, мимо нас проносился вечерний транспорт, пробирались пешеходы. От вони выхлопных газов в желудке заворочались жирные блинчики.
– Послушай, в Малой Венеции меня ждут животные, которых я должен покормить, – сказал он.
