ушиба ребер, синяк под глазом.
– Странно, что это не попало в газеты, – заметила Хейверс. – При наших-то таблоидах.
– Было поздно, – сказал Моллисон. – Рядом никого не было.
– Значит, вы были только вдвоем?
– Точно. – Моллисон глотнул пива.
– А после вы никому не сказали, что подрались с Флемингом? Почему?
– Потому что это было глупо. Мы слишком много выпили. Вели себя как два идиота. Нам совсем не хотелось, чтобы это стало известно.
– И потом вы с ним помирились?
– Не сразу. Но в среду я позвонил. Я понял, что его выберут в английскую сборную на это лето. Меня тоже. Как вы понимаете, нам не обязательно было пылать друг к другу любовью, чтобы нормально играть, когда приедут австралийцы, но надо хотя бьт спокойно общаться. Все началось с моего замечания. Так что я решил, что первым должен сделать и шаг к примирению.
– О чем еще вы говорили вечером в среду? Он поставил пиво на столик и, наклонившись вперед, сцепил руки между коленей:
– О предстоящих играх с австралийцами. О состоянии поля в «Овале», о наших игроках.
– И на протяжении этого разговора Флеминг ни разу не упомянул, что в тот вечер поедет в Кент?
– Ни разу.
– И о Габриэлле Пэттен не упоминал?
–О Габриэлле Пэттен? – Моллисон в замешательстве наклонил голову набок. – Нет. Габриэллу Пэттен он не упоминал. – Он пристально смотрел на Линли, и чрезмерная невозмутимость этого взгляда выдавала Моллисона.
– Вы ее знаете? – спросил Линли. Взгляд его остался твердым.
– Конечно. Она – жена Хью Пэттена. Он спонсирует нынешние летние матчи. Но вы уже, наверное, и сами докопались до этой информации,
– В настоящее время они с мужем живут раздельно. Вы об этом знаете?
Моллисон на мгновение скосил глаза в сторону жены, а затем снова уставился на Линли.
– Не знал. Печально слышать. У меня всегда было впечатление, что они с Хью без ума друг от друга.
– Вы часто с ними виделись?
– Временами тут. На вечеринках. Иногда на матчах. На зимних соревнованиях. Они довольно пристально следят за крикетом. Раз уж он спонсирует команду. – Моллисон залпом допил пиво и принялся большим пальцем делать вмятины на жестянке. – Есть еще? – спросил он у жены, а потом сказал: – Нет. Сиди. Я сам принесу. – Вскочил и ушел на кухню, где стал шарить в холодильнике, приговаривая: – Ты чего-нибудь хочешь, Эллисон? За ужином ты чуть поклевала, и все. Тут аппетитные куриные ножки. Хочешь, дорогая?
Эллисон задумчиво посмотрела на измятую банку, которую муж оставил на кофейном столике. Он снова позвал, когда Эллисон не ответила, и тогда она сказала:
– У меня нет никакого интереса, Гай. К еде.
Он вернулся, открыл новую банку «Хайнекена».
– Вы точно не хотите? – спросил он у Линли и Хейверс.
– А матчи в графстве? – спросил Линли.
– Что?
– Пэттен с женой их тоже посещали? Например, они хоть раз ездили на матч в Эссекс? За кого они болели, если в игре не участвовала сборная?
– Они, кажется, из Мидлсекса. Или из Кента. Понимаете, это их родные графства.
– А Эссекс? Они когда-нибудь приезжали посмотреть на вашу игру?
– Вероятно. Поклясться не могу. Но, как я сказал, за играми они следили.
– А в последнее время?
– В последнее время?
– Да. Мне интересно, когда вы в последний раз их видели?
– Хью я видел на прошлой неделе.
– И где?
– В Гэтвике. Мы там обедали. Мои обязанности частично заключаются в том, чтобы ублажать спонсоров.
– Он не говорил вам, что разъехался с женой?
– Черт, нет. Я его не знаю. В смысле, близко. Мы говорили о спорте. Кому можно поручить первый удар в матче против австралийцев. Как я планирую расставить игроков. Кого наметили в команду. – Он глотнул пива.
