Линли подождал, пока Моллисон поставит банку, и спросил:
– А миссис Пэттен? Когда вы видели ее в последний раз?
– Честно говоря, не помню.
– Она была на ужине, – сказала Эллисон. – В конце марта. – Видя замешательство мужа, она добавила: – В «Савое».
– Фу ты, ну и память у тебя, Элли, – проговорил Моллисон. – Да, точно. В конце марта. В среду…
– В четверг.
– В четверг вечером. Правильно. На тебе была эта пурпурная африканская хламида.
– Персидская.
– Персидская. Да, конечно. А я…
Линли спросил, прервав это подобие клоунады;
– И с тех пор вы ее не видели? И не видели ее с тех пор, как она поселилась в Кенте?
– В Кенте? – На лице его ничего не отразилось. – Я не знал, что она была в Кенте. А что она там делает? Где?
– Там, где умер Кеннет Флеминг. Более того, в том самом коттедже.
– Черт. – Он сглотнул.
– Когда вы разговаривали с ним вечером в среду, Кеннет Флеминг не сказал, что едет в Кент повидаться с Габриэллой Пэттен?
– Нет.
– Вы не знали, что у них роман?
– Нет.
– Вы не знали, что у них роман с прошлой осени?
– Нет.
– Что они планировали развестись со своими нынешними супругами и пожениться?
– Нет. Откуда? Ничего этого я не знал. – Он повернулся к жене. – А ты об этом знала, Элли?
На протяжении всего этого допроса она наблюдала за мужем и сейчас ответила с совершенным хладнокровием:
– В моем положении я вряд ли могла это знать.
– А вдруг она обмолвилась в разговоре с тобой тогда, в марте. На ужине.
– Она пришла туда с Хью.
– Я имею в виду, в дамской комнате. Или где-нибудь еще.
–Мы не оставались наедине. И даже если бы остались, признание в том, что трахаешься с чужим мужем, неподходящая тема для разговора в туалете, Гай. По крайней мере, между женщинами. – Выражение лица Эллисон и ее тон смягчили резкость этого высказывания, но все вместе взятое приковало к ней пристальный взгляд мужа. Воцарилось молчание, и Линли позволил ему продлиться. За открытой дверью на реке просигналил катер, и казалось, вместе с этим звуком в комнату ворвалась струя прохладного воздуха. Ветерок пошевелил листья пальмы и сдул со щеки Эллисон прядку каштановых волос, выбившихся из-под персикового цвета ленты, стягивавшей их на затылке. Гай торопливо поднялся и закрыл дверь.
Линли тоже встал. Хейверс метнула на него взгляд, говоривший: «Вы с ума сошли, он же по уши влип», – и нехотя стала приподниматься с мягкого дивана. Линли вынул свою визитную карточку и со словами:
– На случай, если вы еще что-нибудь вспомните, мистер Моллисон, – протянул ему карточку, когда Моллисон отходил от двери.
– Я все вам сказал, – проговорил Моллисон. – Не знаю, что еще…
– Иногда что-то всплывает в памяти. Услышанный разговор. Фотография. Сон. Позвоните мне, если это произойдет.
Моллисон сунул карточку в нагрудный карман пиджака.
– Разумеется. Но не думаю…
– Такое бывает, – сказал Линли. Он кивнул жене Моллисона, чем и закончил беседу.
Они с Хейверс молчали, пока не оказались в лифте, который плавно двинулся вниз, на первый этаж, где консьерж отомкнет замки и выпустит их на улицу, Хейверс сказала:
– Он темнит.
– Да, – согласился Линли.
– Тогда почему мы не остались, чтобы прижать его к стенке?
Двери лифта раскрылись. Полицейские вышли в холл. Консьерж выполз из своей каморки и проводил их до двери с неукоснительностью тюремного надзирателя, освобождающего заключенных.
Оказавшись на ночной улице, Линли ничего не сказал.
Хейверс закурила, пока они шли к «бентли», и снова было спросила:
