скрыть – я поняла, что не смогла покорить кулинарные Гималаи. Хотя он был настолько любезен, что позволил мне воспользоваться его кухней. Он описал, до какого хаоса я ее довела?
– Он проявил поразительную сдержанность. Она улыбнулась:
– Если мы поженимся, Дентон уж точно покинет тебя, Томми, Как он сможет вынести сгоревшие кастрюли и сковородки?
– Так даже до этого дошло?
– Он проявил сдержанность, да? Какой чудесный человек. – Она взяла свой бокал и медленно повернула его. – Вообще-то я сожгла только одну кастрюлю. И к тому же маленькую. И погубила ее не безвозвратно. Так, соус подгорел. Я отвлеклась на телефонный разговор с твоей матерью, между прочим.
– И что сказала мама?
– Она превознесла твои добродетели. Ум, участливость, остроумие, честность, нравственную чистоту. Я спросила про твои зубы, но тут она ничего определенного сказать не смогла.
– Тебе надо было поговорить с моим дантистом. Хочешь, дам телефон?
– Правда, дашь?
– Более того. Я даже съем то, что ты приготовила. Она снова улыбнулась.
– Я и сама эту пасту пробовала. Боже, какая гадость. Я безнадежна, Томми.
– Ты хоть ела?
– Дентон сжалился надо мной в половине десятого и сотворил нечто божественное из курицы и артишоков. Я умяла это прямо за кухонным столом и заставила его поклясться сохранить сей факт в тайне. Но там еще осталось. Я видела, как он убирал остатки в холодильник. Подогреть? Уж это-то мне по силам – дом не спалю. Или ты уже где-то поужинал?
Линли ответил, что нет, и, избегая столовой с окаменелыми фетуччини, они направились в кухню, располагавшуюся в цокольном этаже. Хелен суетилась с видом настоящей жены: она достала из шкафа тарелки, из ящика – приборы, извлекла из холодильника курицу с артишоками в миске из нержавейки, поставила ее в микроволновую печь и захлопнула дверцу и…
– Хелен! – Линли бросился к ней через кухню, прежде чем она успела включить печку. – Сюда нельзя ставить металл.
Она непонимающе уставилась на него.
– Да почему же?
– Потому что нельзя. Потому что металл и микроволны… Черт, не знаю. Знаю только, что нельзя.
Хелен внимательно посмотрела на печку.
– Вот интересно…
– Что?
– Должно быть, это-то и случилось с моей.
– Ты поставила в нее металл?
– Вообще-то я не считала это металлом. Знаешь, как-то не думаешь об этом.
– Что? Что это было?
– Банка с супом. Я ее поставила, печка грохнула, зашипела и заглохла. Но я думала, что все дело в супе. – Плечи ее поникли, и она вздохнула. – Сначала фетуччини, теперь это. Я не знаю, Томми. – Она повернула кольцо на пальце. Линли обнял ее за плечи и поцеловал в висок.
– Почему ты меня любишь? – спросила она. – Я абсолютно безнадежна и бесперспективна.
– Я бы так не сказал.
– Я погубила твой ужин. Испортила кастрюли.
– Ерунда, – сказал Линли, поворачивая ее к себе.
– Я чуть не взорвала твою кухню. Боже, да с ИРА будет безопаснее, чем со мной.
– Не говори глупостей. – Он поцеловал ее.
– Дай мне волю, и я, вероятно, спалю твой дом, а заодно и всю округу. Можешь себе представить такй ужас?
– Пока нет. Но представлю. Со временем.
Он снова поцеловал Хелен, на этот раз притянув ее к себе поближе. Она так чудесно подходила ему, и он благоговел перед этой удивительной природой мужской и женской сексуальности, построенной на противоположностях. Выступ и изгиб, грубое и гладкое, твердое и мягкое. Хелен была чудом. Она была воплощением всех его желаний. И как только он что-нибудь съест, он ей это докажет.
Хелен обвила руками его шею. Ее пальцы медленно перебирали его волосы. Бедра прижимались к его бедрам. Линли почувствовал напряжение в паху и легкость в голове, когда два желания вступили в нем в борьбу за власть.
Пальцы Хелен поползли к нему на грудь, расстегивая попадающиеся по пути пуговицы. Опустились к брюкам, расстегнули ремень.
– Дентон уже лег, дорогой? – прошептала она у его губ.
Дентон? При чем тут Дентон?
