Я направилась к двери, но Джексон преградил мне путь:
– Не торопитесь.
Он подошел ближе, но тут дверь открылась, и вошел Кевин. Оценив ситуацию, Кевин пришел в ярость.
– Что здесь творится? В чем дело? – закричал он. – Почему в моем офисе затевают игру в «полицейских и воров»?
– Я как раз собиралась уходить, – ответила я, уничтожающе взглянув на обоих. – Увидимся в другой раз, Кевин.
Последние слова я бросила через плечо, закрывая за собой дверь.
Дел на сегодня было еще предостаточно.
Джетт сидел в своей гостиной напротив апартаментов Кевина. Дверь была открыта; я вошла, не решаясь заговорить, и ждала, пока он меня заметит. Он сидел на высокой табуретке и наигрывал на двенадцатиструнной «Ямахе» их с Мойрой старые песни. Через пару минут он все-таки меня увидел, кивнул головой и остановился, не доиграв «Плача на солнце».
– Кейт, – тихо произнес он. Было невозможно смотреть на его лицо при ярком свете.
Я села.
– Как ты?
Джетт бережно прислонил гитару к стене и пересел на пол, скрестив ноги по-турецки.
– Мне никогда еще не было так тяжело, – ответил он каким-то странным, глухим голосом. – Как будто я потерял часть себя, причем самую лучшую часть. Я уже все перепробовал – медитации, аутотренинг, даже секс… Пытался пить. Думал как-то избавиться от этого, но ничего не помогает. Так и вижу, как она лежит на полу там, в студии.
Что я могла ответить? Я не умею утешать людей в горе.
Мы помолчали несколько минут, потом Джетт спросил:
– Ты уже знаешь, кто ее убил?
– Нет, еще нет. Задала каждому массу вопросов, но пока толком никуда не продвинулась. Это мог сделать кто угодно, и почти у каждого были какие-то мотивы. Впрочем, сейчас у меня есть несколько ниточек, за которые можно будет что-то вытянуть.
– Ты должна найти его, Кейт. В доме сейчас стало просто невыносимо – все всех подозревают, только не все признаются. И атмосфера недоверия сгущается с каждым днем.
– Я понимаю. И делаю все, что могу. Кстати, ты разрешишь задать тебе пару вопросов? – мягко спросила я. С Джеттом нельзя было разговаривать иначе – во-первых, кто знает, насколько он близок к нервному срыву, и уж вовсе не мне его к нему подталкивать. Ну и во-вторых, он все-таки мой клиент, с ним нужно быть вежливой.
Джетт вздохнул и выжал из себя улыбку, но такую жалкую, что на его мужественном лице она казалась странной и страшной маской.
– Спрашивай, конечно. Только знаешь, мне нужно сейчас в город, к Мойриной матери. Ты можешь меня отвезти? По дороге и поговорим.
– А как ты поедешь обратно? – спросила я, сама понимая, что вопрос глупый и невпопад.
Джетт пожал плечами:
– Доберусь как-нибудь. Глория за мной заедет. Или Тамар.
Уже у двери Джетт сказал:
– Ты можешь спрашивать все, что захочешь и не старайся специально меня щадить.
– Спасибо. – Я открыла машину и, сев на водительское сиденье, посмотрела на Джетта. Эта жуткая улыбка не сходила с его лица, и мне стало страшновато.
– Теперь такое сумасшедшее движение, – как-то виновато произнес он, пристегиваясь ремнем.
Я завела мотор и тронулась с места. Лил дождь; дворники работали, но стекло все равно оставалось мокрым.
– Погода как раз мне под настроение, – заметил Джетт. – Так о чем ты хотела спросить?
– Скажи, ты можешь вспомнить все свои передвижения в тот вечер начиная часов с восьми? Собственно, меня интересует, кого и где ты видел.
Боковым зрением я заметила, как Джетт помассировал себе шею и потом несколько раз повел головой из стороны в сторону.
– Сначала Тамар вернулась из очередного магазинного раунда и сказала, что пойдет приготовит ужин…
– Она всегда готовит вам еду?
– В доме нет обычая собираться за общим столом, как правило, все едят где и когда хотят. Только по воскресеньям мы обедаем все вместе, – Глория готовит воскресный обед, и мы все садимся за стол. Но Тамар часто готовит для нас двоих. Еще Мойра несколько раз готовила, но это только в первые недели после приезда. Когда у нас пошла настоящая работа, ей стало не до того.
– Ясно. И что ты делал потом?
Я раскрыла окно, чтобы дотянуться до кнопки на воротах, и за эти несколько секунд машину
