– Сейчас вам нужно реши-ть, какую выгоду вы можете из этого извлечь.
– Что?
– Ведь то, что между вами произошло, не останется в секрете? Из того, что вы сказали, ясно, что сестра уже все знает. Значит, часам к пяти новость превратится в сенсацию для первой полосы. Если захотите, можете стать объектом всеобщей жалости – герой, брошенный его девушкой, потому что он перестал быть полноценным мужчиной. Симпатии всех будут на вашей стороне, и значительная часть добропорядочных английских телезрителей будет плевать в Джилли, встретившись с ней на улице.
Другой вариант: вы будете вознаграждены, став первым и поднявшись на вершину.
Рот у Джеко приоткрылся, но несколько секунд из него не вылетало ни слова. Наконец он произнес тем тихим голосом, который его товарищи по олимпийской сборной воспринимали как сигнал надеть бронежилеты:
– Дальше.
– Все зависит от вас. От того, хотите ли вы, чтобы люди видели в вас жертву или, наоборот, победителя.
В спокойном взгляде Мики он ощутил тот же вызов, что всегда таил для него стадион.
– А вы сами-то что бы выбрали, как думаете? – фыркнул он.
– Говорю тебе, парень, это – жуткая дыра
– Видно, что ты никогда в жизни не бывал в Гриноке, особенно в субботний вечер, – сухо откликнулся Саймон. – Честное слово, Леон, по сравнению с Гриноком Лидс – это просто мировая столица.
– Ничего столичного тут днем с огнем не найти, – не согласился Леон.
– Не все так плохо, – вмешалась Кэй, – покупки тут делать – одно удовольствие.
Шэз подумала, что Кэй вошла в роль миротворца и даже за стенами класса непременно бросается всех мирить. И при этом вечно так же сглаживает острые углы в разговоре, как привыкла приглаживать волосы.
Саймон деланно простонал:
– Кэй, прошу тебя, зачем тебе эта женская галиматья? Брось, солидаризируйся со мной хоть на этот вечер, и поговорим о несовместимости Лидса с боди-пирсингом.
Вместо ответа Кэй высунула язык.
– Если ты не оставишь Кэй в покое, мы, женщины, можем всерьез решить сделать пирсинг самой драгоценной части твоего тела при помощи этой вот бутылки пива. – Шэз, мило улыбаясь, демонстративно взвесила на ладони свой «кингфишер».
Саймон поднял вверх руки:
– Все, все. Я обещаю себя хорошо вести, только не бейте меня чапати.
На минуту установилась тишина, в которой четверо полицейских приступили к первому блюду. Поедать карри вечером в субботу у четверки вошло в обычай, в то время как двое других предпочитали отправляться домой и ощущать себя в привычной обстановке, нежели осваиваться в новой. Когда Саймон впервые предложил ей это, Шэз сомневалась. Она не знала, хочет ли так тесно сходиться со своими коллегами. Но Саймон умел уговорить, а командир Бишоп также проявлял настойчивость, и ей не хотелось попасть к нему на заметку как человек некомпанейский. Одним словом, она согласилась и, к своему удивлению, даже получила удовольствие, хотя и ушла раньше – еще до того, как все отправились в ночной клуб. Сейчас, по прошествии трех недель, Шэз вдруг обнаружила, что ждет их очередной субботы, и дело здесь не только в еде.
Как обычно, первым опустошил свою тарелку Леон.
– Так вот, я говорю, что тут все отстой.
– Мне так не кажется, – возразила Шэз,– тут полно мест, где хорошо кормят, сравнительно низкие цены на жилье, так что я могу позволить себе что-то попросторнее клетки для кроликов. А если из одного конца города нужно попасть в другой, то можно пройтись пешком – необязательно целый час торчать в подземке.
– А загород? Подумайте, как легко тут выбраться за город, – добавила Кэй.
Картинно закатив глаза, Леон откинулся на спинку стула.
– Хитклиф, – невероятным фальцетом пропищал он.
– Она права, – сказал Саймон. – Росподи, Леон, ты мыслишь стереотипами. Надо двинуться куда-нибудь подальше от города, глотнуть свежего воздуха. Что если завтра утром отправиться на природу? Честное слово, интересно взглянуть, так ли прекрасен этот Илкли-Мор, как поется в песне.
Шэз рассмеялась:
– Ты что, Саймон? Захотел походить без шапки и посмотреть, не умрешь ли от холода?
Остальные тоже расхохотались.
– Я же и говорю, отстой! Полный примитив. Делать тут совершенно нечего, кроме как шататься на своих двоих. И знаешь, Саймон, вовсе не я мыслю стереотипами. Могу сообщить, что с тех пор, как я тут, по дороге домой меня уже трижды тормозили. Даже в Лондоне полицейские не такие ретрограды и не считают, как последние расисты, что всякий черный на приличной тачке – обязательно наркодилер, – с горечью резюмировал Леон.
– Они тебя останавливают не потому, что ты черный, – Шэз воспользовалась паузой, когда он замолчал, прикуривая сигарету.
