Он открыл глаза и пристально посмотрел на меня.
— Она убила малышку? — уточнила я.
— Да.
— Как?
— Утопила ее… в ванне. Мне пришлось отвезти тело в Ла-Сейбу. Вы должны мне верить, я не имею никакого отношения к убийству. Ведь вы же мне верите, правда? — Его голос прерывался от волнения. Того гляди свихнется.
Надо было подтолкнуть его еще разок-другой.
— Это ты задумал? Сама бы она не решилась. Это, наверно, ты ей велел.
Глаза у парня сделались размером с бейсбольную рукавицу.
Слезы хлынули, как из водопроводного крана.
— Нет! Нет! Вы, наверно, меня не слушали. Я ей не говорил нич… ничего ей не говорил. Это все она. Все она. Безумие какое-то!
— Почему рождение ребенка держал в секрете? — осторожно спросила я.
— Это она так хотела, — ответил он, всхлипывая. — Умоляла держать в тайне. И я держал. Прости меня Господь.
— Ты принес живого ребенка. Потом через некоторое время вышел из квартиры. Что было потом? Она позвонила тебе и сказала, что убила его?
— Да. Именно так и было. Меня там не было. Я был на работе. Она позвонила. Я пришел домой, малышка была мертва.
Я сочувственно кивнула.
— Вы ведь мне верите, правда? — спросил он, хватая меня за руку.
— Да, я верю тебе. Ла-Сейба, — повторила я, четко произнося слова. Насколько я знала Гектора, прежде чем я успею допить свою порцию мохито, он отправит туда водолазов с подводными фонарями.
Немного отодвинув стул от стола, я высвободила руку из крепких пальцев Фелипе. Он поник, опустил голову на покрытую пятнами столешницу черного дерева и продолжал лить слезы в три ручья. Жалкое зрелище. Чего он от меня хотел? Чтобы я его по спине похлопала? Обняла?
— Так она убила ребенка, а ты спрятал тело? — уточнила я на всякий случай, придвигая телефон к нему поближе.
— Да, да, да! — не очень внятно отозвался он.
Что ж, с задачей я справилась. Повернулась на крутящемся стуле, чтобы дать сигнал ребятам на углу. Подняла два пальца вверх, и почти тотчас двое в форме вышли из машины, на которую я до сих пор не обращала внимания.
Парень-попрошайка исчез.
Фелипе смотрел, как полицейские перелезают через ограду вокруг патио. В глазах у него плескалось отчаяние, они бегали по сторонам. Вдруг он схватил за спинку тяжелый металлический стул.
Черт!
Перед моим мысленным взором пронеслась картина дальнейшего развития событий: перевернутые столы, Фелипе поднимает стул и ударяет меня по голове, расплющенная глазница, выбитые зубы, кровь во рту, я судорожно лезу в сумочку за пистолетом, еще один взмах стула, откатываюсь в сторону, пистолет уже в руке, спуск — две пули у него в животе.
После такого обычно не выживают.
— Даже и думать не смей, — решительно проговорила я.
Он выпустил стул.
— Пожалуйста, — залепетал он, пытаясь схватить меня за руку, но я руку отдернула, и он сжал в кулаке воздух.
Наконец один из полицейских в форме кладет руку ему на плечо. Фелипе отшатывается.
— Знаете, где я был, когда она позвонила? — спросил он.
— Где?
— В соборе.
Я удивленно подняла бровь.
— Да. Да. Это правда. Я был в соборе. — Он указал на здание у меня за спиной.
— Просил о прощении?
— Нет-нет. Нет. Вы все неправильно поняли. Перед моим уходом ребенок был жив. Это она. Она убила. Утопила ребенка.
Полицейские воззрились на меня, как бы спрашивая: «Попробует удрать?» Я пожала плечами. Теперь пусть сами с ним разбираются.
— Пошли, — сказал один из них, пристегивая Фелипе к себе наручниками.
С удивительной оперативностью на площади появилась старая мексиканская «хулиа» — тормоза визжат, фары сияют, но, поскольку дело происходило в старой части Гаваны, сирена молчала.
— Вы же мне верите, правда? — Фелипе смотрел на меня широко раскрытыми глазами, по лицу, как вода из неисправного водопроводного крана, струились слезы.
— Я тебе верю, — утешила я его.
Он послушно пошел к «хулии» и забрался в задний отсек.
Дверцы закрылись, и, подобно тому, как скрылся из вида, будто по воле фокусника, Фелипе, исчезла в ночи и машина. Я оглядела ресторан, но там было настолько многолюдно, что никто, кроме гостей из Квебека, ничего не заметил. Две вдовы за соседним столиком по-прежнему обсуждали меню, а все остальные молча уткнулись в свои дайкири.
Только беспризорному парню, кажется, было не все равно. Я чувствовала на себе его взгляд из полутьмы. Его незаданный вопрос не требовал ответа, но я все равно ответила. Просто так.
— Он убил ребенка своей подружки. Маленькую девочку. Понял?
Парень воспринял это сообщение скептически. Тут завибрировал телефон. Я надела наушник.
— Отлично сработано, отлично, — похвалил Гектор.
— Спасибо.
— Откуда ты взяла эту Марию Анжелу? Потрясающе! Именно так бы они ее и назвали, так бы и назвали, найди они тело. Но ты, однако, рисковала! Или нет?
— Вы о каком риске?
— Ты не знала, что это девочка. А был бы мальчик?
— Был бы мальчик, не убили бы. Его бы продали.
Гектор вздохнул:
— Да, наверно, ты права.
— Я дала вам достаточно материала для работы, верно?
— Более чем. Нет слов. Такие вещи берутся из ничего! У нас всего-то и было, что сообщение пожилой дамы, что Марта сначала ходила беременная, а потом — нет. Никаких доказательств не было.
— Да, зато теперь у вас двое неудачников и их загубленные жизни.
— Всегда видишь все в темном свете. Ни к чему это. Ты хорошее дело сделала. Ты действительно сделала хорошее дело. И преступление раскрыла. За какие-нибудь плевые две минуты.
— Спасибо на добром слове, Гектор, да только по правде-то это не я. Ему хотелось говорить. Так хотелось, что не мог удержаться. Я, кстати, верю ему насчет собора. Но туда он пошел уже потом. Просить прощения у нашей заступницы.
Об этом Гектор и думать не хотел.
— Нет. Это твой гол в копилку нашей команды. Давай ставь стакан на стол и позволь мне угостить тебя настоящей выпивкой. Поедем в то заведение в Игуэра. Давай отпразднуем.
— Не могу. — Я помотала головой.
— Почему же?
— Надо с братом встретиться.
— Здесь?
— Да.
— Зачем же встречаться здесь?
