Легкость.
Тошнота.
Это я для Джека накрасила губы, не для тебя.
Кончики его пальцев влажные, как ягоды юкки, лицо все ближе к моему, чувствую кожей его дыхание.
Я не хотела его бить, просто хотелось раствориться, выскользнуть у него из рук, просочиться через ковер, через пол…
— Нет, серьезно, ты, я и лед-девять, секс будет незабываемый, у тебя такого никогда в жизни не было…
— Здравствуйте, Пол, простите, что заставила вас ждать. Пол, вы меня слышите? — послышался голос в телефонной трубке.
Пол отпустил меня. Выйдя на крыльцо, я скомкала и выкинула его двадцатку.
— Козел! — вырвалось у меня.
Если не произойдет какой-нибудь неожиданности с миссис Купер, дон Эстебан, а скорее, мистер Пол- мать-твою-Юкилис мне заплатит. И гораздо больше двадцати гребаных долларов.
Глава 10
Автобусная остановка. И на восток, и на запад — горы. В зеленовато-синем небе растянулось копьевидное облако. Прямая линия шоссе бежит через леса и широкую долину. На юге видны предместья Фэрвью, на севере — только лес и лес. До самой Канады.
Неподалеку ревет бензопила.
Я переоделась. На этот раз на мне черные джинсы, белая блузка и блейзер, оставленный Анжелой. Я причесалась и не слежу за тем, чтобы поменьше жестикулировать — решила играть, актерствовать, как Джек.
Со стороны Фэрвью приближается автобус.
Остановился, но водитель дверь не открыл. Показал на часы и беззвучно, но тщательно артикулируя, выговорил «рано».
Ну, парень, будь я одной из этих долговязых трофейных жен с Пёрл-стрит…
Впрочем, они на автобусе не ездят.
У меня за спиной раздались шаги, показался мексиканец-рабочий с вязанкой хвороста. Положил ее на землю и отошел в лес облегчиться.
— Открой, — беззвучно, одними губами, обратилась я к водителю, но он отрицательно покачал головой.
Ох, Америка, ты во всем идешь мне навстречу!
Секунда за секундой превращались в прошлое. Холодное солнце на небе, застывший автобус на дороге — вхолостую молотит двигатель. Слышно, как журчит струя мочи.
Прошло ровно пять минут, и водитель нажал на кнопку, включился компрессор, дверь открылась.
Пахнет кондиционированным воздухом, кофе, людьми.
Пожилой мексиканец вернулся к дороге. За границей он явно не первый день. Мне вдруг представилось его прошлое: переход через границу в Хуаресе, ночная поездка по Техасу, нотация, которую на грубом уличном испанском читает ему Эстебан или подонок управляющий, только что явившийся из Лос- Анджелеса. Потом работа, работа, работа целыми днями с утра до вечера. Сон в мотеле на какой-нибудь горе Потная Спина или в денверской ночлежке, подъем — и снова работа, работа.
Мы на мгновение встретились взглядами.
В них понимание, узнавание.
Не до шуток, вашу мать.
Он кивнул мне. Я кивнула в ответ.
— Поедете, мисс? — нетерпеливо спросил водитель.
Я вошла в автобус, протянула пять монет по двадцать пять центов. Получила сдачу — цент в цент. Билета не взяла, прошла в конец салона и уселась в последнем ряду. Окинула взглядом немногочисленных пассажиров и сразу же забыла о них. Они меня тоже как будто не заметили. Кто ездит на автобусе в этом городке? Дети, водители, которых лишили прав за вождение в нетрезвом виде, иностранцы.
Дверь закрылась, включилось сцепление, автобус, вздрогнув, подался вперед.
Минут через десять в просветах деревьев замаячили дома.
Я пристально вглядывалась в номера на почтовых ящиках. Почти сразу заметила номер 229 и оглянулась в поисках способа остановить автобус. Ага, вот какой-то шнур, протянутый вдоль окон. Потянула, раздался звонок; автобус затормозил, но только у следующей остановки, проехав примерно километр.
Встала, прошла вперед и поблагодарила водителя:
— Спасибо.
— Угу, — буркнул он, и автобус уехал.
Я пошла назад. В глубине небольшого участка с расставленными тут и там ржавеющими железными скульптурами стоял двухэтажный дом на четыре-пять спален, опоясанный со всех сторон деревянной террасой. Близко к дому — слишком близко — росли большие старые деревья.
Дорожка. Крыльцо. Аккуратно собранные кучи желтых листьев. Дверной молоток в форме головы бордер колли. Постучала. Дверь мне открыл неопределенного возраста человек с бледным азиатским лицом. Джинсы, черный свитер, подозрительный взгляд. Огромного роста. Что у них тут в воду добавляют?
— Мы не участвуем в сборе средств на благотворительность, — сообщил он.
— Я из Северной страховой, мне, с вашего позволения, надо поговорить с миссис Купер, — протараторила я.
Он в нерешительности нахмурился, потом открыл дверь пошире:
— Это по поводу автоаварии?
— Да.
— Проходите.
В темном холодном доме пахло уксусом. Панели красного дерева, полы, вымощенные каменной плиткой, еще несколько уродливых металлических скульптур. Я прошла следом за мужчиной в небольшую загроможденную гостиную. Фарфоровые статуэтки по рисункам монахини Гуммель, стеклянные фигурки животных, ткани, украшенные индейскими узорами, великолепный истертый коврик над кирпичным камином, на другой стене — рисунки по ткани для ширм в китайском стиле. Посередине каминной полки лежал овальный мяч.
— Моя мама, — шепнул он, кивнув на седую женщину, сидящую перед очень большим телевизором.
Показывали какое-то соревнование, участники метались по экрану.
— Меня зовут Джимми, — тихо сказал мой провожатый.
— Инес Мартинес, — представилась я, протягивая ему руку.
Он крепко ее пожал и обратился к пожилой женщине:
— Мам, тут к тебе по поводу той аварии. — Повторил раз, другой, но женщину занимало только происходившее на экране.
Наконец Джимми взял пульт и выключил телевизор.
Тогда миссис Купер взглянула в мою сторону. Это была старая китаянка в красивом голубом платье с цветочным узором, опрятная, аккуратная, миниатюрная. Ее окружала особая аура — такая иногда бывает у наркоманов и умирающих.
— Мам, тут к тебе дама, — объяснил ей Джимми.
— Я же смотрела передачу! — запротестовала миссис Купер.
Джимми пожал плечами и, обернувшись ко мне, закатил глаза.
