много времени, чтобы дать ответ на наш запрос. Еще с шестидесятых годов он состоял в различных националистических группах. Сначала это был какой-то Демократический союз, потом все более и более агрессивные организации. А как он стал убийцей, пусть нам расскажет Бергман.
Валландер поднялся.
— Займемся Бергманом.
Они вошли в помещение, где сидел Рюне Бергман и курил. Валландер немедленно пошел в атаку:
— Знаешь, что я делал сегодня ночью?
Бергман поглядел на него с презрением:
— Откуда мне это знать?
— Я ехал следом за тобой в Лунд.
На лице у Бергмана что-то промелькнуло.
— Я ехал за тобой в Лунд, — повторил Валландер. — А потом я лазал по строительным лесам, ты знаешь где. Я видел, как ты подменил свой дробовик. Вальфрид Стрём уже ничего не скажет, но свидетельница опознала его. Это он убил сомалийца в Хагехольме. Что скажешь обо всем этом?
Бергман не сказал ничего.
Он зажег новую сигарету и сидел, уставившись перед собой.
— Начнем сначала, — сказал Курт Валландер. — Мы знаем, как все было. Но мы не знаем двух вещей. Во-первых, куда ты дел свою машину, а во-вторых, зачем вы убили этого сомалийца?
Бергман молчал.
В три часа был подписан ордер на его арест и ему назначили защитника. С формулировкой «по подозрению в убийстве или соучастии в убийстве».
В четыре часа Валландер допрашивал жену Стрёма. Она все еще была в состоянии шока, но на вопросы отвечала. Он узнал, что Стрём занимался импортом дорогих автомобилей.
Кроме этого, она сказала, что Стрём ненавидел беженцев и возмущался шведской иммиграционной политикой.
Они были женаты чуть больше года, и у Валландера сложилось впечатление, что она легко перенесет потерю.
После допроса он поговорил с Бьёрком и Рюдбергом. Женщину отпустили в Лунд под подписку о невыезде.
Сразу после этого Рюдберг с Валландером снова занялись Рюне Бергманом. Адвокат, молодой и самоуверенный парень, утверждал, что они должны немедленно отпустить задержанного за недостаточностью улик, и считал, что все это смахивает на попытку осудить невиновного. Бергман молчал.
И тут Рюдбергу пришла в голову идея.
— А куда этот Стрём пытался удрать? — спросил он Валландера.
Курт показал на карте.
— Все кончилось в Стаффансторпе. Может быть, у него там какой-нибудь склад? Там или поблизости? Это совсем недалеко от Хагехольма, если знать проселки.
Вдова Стрёма подтвердила, что у мужа был гараж между Стаффансторпом и Веберёдом. Рюдберг помчался туда и уже через полчаса позвонил.
— Порядок, — сказал он. — Тут он и стоит. Голубой «ситроен» с белой крышей.
— Надо учить молодежь распознавать машины на слух, — пробормотал Валландер.
Он снова взялся за Бергмана. Но тот упорно молчал.
Рюдберг вернулся в Истад. Он осмотрел машину. В бардачке лежали патроны для дробовика. Тем временем полиция Мальмё и Лунда произвела обыск в квартирах Бергмана и Стрёма.
— Похоже, эти двое господ состояли в каком-то шведском ку-клукс-клане, — сказал Бьёрк. — Боюсь, у нас теперь дел хватит надолго. Может быть, еще кто-то был замешан?
Рюне Бергман по-прежнему молчал.
Валландер был просто счастлив, что Бьёрк взял на себя контакты со средствами массовой информации. У него все болело, и он страшно устал. Только в шесть часов он выкроил наконец время позвонить Мартинссону и поговорить с сестрой. Потом он поехал за ней. Она вздрогнула, увидев его избитую физиономию.
— Отцу лучше на меня не смотреть, — сказал Курт Валландер. — Я подожду тебя в машине.
Сестра уже навестила отца днем. Он был по-прежнему сонлив, но, увидев дочь, оживился.
— По-моему, он не помнит, что было той ночью, — сказала она. — Может, это и к лучшему.
Валландер дожидался сестру в машине. Он закрыл глаза и поставил «Севильского цирюльника». Когда она открыла дверцу, он вздрогнул. По-видимому, задремал.
Они поехали в дом отца в Лёдерупе.
Курт Валландер видел, что сестра вне себя от увиденного. Они выкинули протухшие остатки еды, убрали грязную одежду.
— Как могло так получиться? — сказала она, и он почувствовал в ее голосе осуждение.
Может быть, она права, и он мог делать для отца больше? По крайней мере, раньше обнаружить признаки деградации.
Они купили продуктов и поехали к нему на Мариагатан. За ужином они говорили об отце.
— В доме престарелых он просто-напросто умрет, — сказала Кристина.
— А как быть? — спросил Курт. — У меня он жить не сможет. И у тебя не сможет. В Лёдерупе тоже. Что остается?
Договорились на том, что лучше всего жить отцу, как он жил, но надо поговорить с социальными службами, чтобы обеспечили ему помощь по хозяйству и присмотр.
— Отец никогда меня не любил, — сказал Валландер, наливая себе кофе.
— Это не так.
— Так — после того, как я решил стать полицейским.
— Может быть, ты разбил его мечту. Наверное, он видел тебя кем-то другим.
— Но кем? Он же никогда ничего не говорил.
Валландер постелил сестре на диване.
Теперь, когда они закончили говорить об отце, он стал рассказывать ей о своих проблемах. И вдруг почувствовал, что взаимное доверие, которое было между ними раньше, исчезло.
Мы слишком редко встречаемся, подумал он. Она даже не спросит, почему мы разошлись с Моной.
Он достал бутылку коньяка. Там еще оставалась добрая половина.
Кристина отрицательно покачала головой, и он налил себе.
В вечерних новостях говорили почти исключительно о Вальфриде Стрёме. О Рюне Бергмане — ни слова. Валландер знал: это потому, что тот — бывший полицейский. Наверное, начальник Управления государственной полиции из кожи вон лезет, лишь бы напустить побольше тумана и скрывать, кто такой Рюне Бергман, так долго, как только можно.
Но рано или поздно все станет известно.
Как только закончились новости, зазвонил телефон. Курт попросил сестру ответить.
— Спроси, кто говорит, а потом посмотришь, дома ли я.
— Какая-то дама по фамилии Бролин, — сказала она, вернувшись из прихожей.
Он с трудом поднялся со стула и взял трубку.
— Надеюсь, я тебя не разбудила.
— Нет, что ты. У меня в гостях сестра из Стокгольма.
— Я только хотела сказать, что ты в этом деле был просто выше всяких похвал.
— Нам просто повезло.
Почему она звонит, подумал Валландер, и вдруг решился.
— Может быть, выпьем что-нибудь?
— С удовольствием, — сказала она с ноткой удивления. — А где?
— Сестра сейчас ложится. Может быть, у тебя?
